Забыть об унижениях помогало чтение, необходимость уворачиваться от опасностей развила умение привязывать к себе людей — даже те, кого приставляли к ней в шпионы, в конце концов становились ее друзьями. Екатерина тосковала по любви, и та пришла: молодой поляк Станислав Понятовский приехал в Россию с английским посольством. Такого в ее жизни еще не случалось: Понятовский был предупредителен и нежен, но когда об их связи узнала императрица, его выставили из страны.
Потом был артиллерийский капитан Григорий Орлов, свирепый и отчаянный великан. Елизавета умерла, императором стал ее сын, собиравшийся развестись и жениться на другой, — Екатерине надо было спасаться, и пятеро братьев Орловых начали готовить заговор. Власть Петра III рухнула, словно карточный домик, Алексей Орлов и князь Федор Барятинский со товарищи задушили его в Ропше — а потом любовник захотел стать ее мужем.
Начались ссоры, Григорий Орлов вспоминал, как покойная императрица Елизавета тайно обвенчалась с Кириллом Разумовским, бывшим придворным певчим.
О том, что ей, немке, дочке третьестепенного князька, не позволено то, на что могла пойти дочь Петра I, Григорий не хотел и слушать. Орловых пятеро, за Орловыми стоит гвардия, Орловы свернут любую шею… Потом Екатерине рассказали об его изменах, и она не испугалась пятерых Орловых — выставила Григория из дворца.
…Светлейший князь лежал на простой солдатской епанче, и конвойный казак Перфильев согнал опустившуюся на его лоб муху. Доктор Янгфельдт сказал, что князь погубил себя сам: он болен малярией, а при ней нельзя есть острую и жирную пищу, пить вино и отказываться от кровопусканий.
— …Малярия — причина беды, но вместе с ней князя губит сердечная меланхолия, вызывающая сгущение крови и брожение телесных гуморов.
Он не хочет жить, и моя наука тут бессильна…
Александра Браницкая зашлась коротким рыданием. На мгновение вернувшийся в 1791 год светлейший князь подумал, что бабы дуры и все принимают слишком близко к сердцу. А ведь Сашка еще из лучших! Трое других племянниц, Варвара и обе Екатерины, ревели бы, как коровы: он любил их и по-родственному, и по-мужски, но относился с легким презрением. Все они одинаковы: волос долог, ум короток… Все — кроме Нее. Он подумал об их планах: Стамбул станет русским городом, вновь получит имя Константинополь, и в нем воцарится надевший греческую корону младший внук Екатерины, Константин — потому его так и назвали…
Польский трон — для него самого, русским царем в обход бешеного салтыковского сынка Павла станет старший внук царицы, Александр. Это планы, а сколько уже сделано!
Присоединены Крым, молдавские земли и добрый кусок Польши, построен Черноморский флот, побеждены Турция и Швеция, изменились законы — Россия стала другой. Он воевал и строил, без счета брал, без счета и тратил… Светлейший князь впал в забытье, провалившись в неприятнейшую ссору с императрицей: он топал ногами и рвал на себе волосы, та рыдала, а из-за чего все это началось, Потемкин не помнил.
Ссорились они по разным поводам: из-за разногласий по польскому вопросу, из-за того, что Екатерина приревновала его к фрейлине Воронцовой, а он ее — к кавалергарду Бецкому, безмозглому и смазливому двухметровому юнцу… Бог весть, из-за чего они кричали друг на друга сейчас, да это и не важно. В хорошие минуты она называла его «Пугачевым с Яика», своим «белым медведем», «сибирским тигром», а в плохие шипела, как кошка, и плевалась. Потом они долго дулись друг на друга, он хандрил, целыми днями лежал, уткнувшись носом в стену, и говорил, что съедет из Зимнего дворца. Потом они обменивались письмами: «…Позволь, голубушка, сказать последнее, чем, я думаю, наш процесс и кончится. Не дивись, что я беспокоюсь в деле любви нашей. Сверх безчетных благодеяний твоих ко мне, поместила ты меня у себя на сердце. Я хочу быть тут один преимущественно всем прежним, для того, что никто так тебя не любил, а как я дело твоих рук, то и желаю, чтобы мой покой был устроен тобою, чтоб ты веселилась, делая мне добро; чтоб ты придумывала все к моему утешению и в том находила себе отдохновение по трудах важных, коими ты занимаешься, по своему высокому званию.
Аминь».
А ее ответ был таков:
«Дай успокоиться мыслям, дабы чувства действовать свободно могли; они нежны, сами сыщут дорогу лучшую.
Конец ссоры. Аминь».
Потом они снова ссорились, томились и плакали, вновь обменивались письмами: «…Мой муж мне тогда сказал: «Куда мне идти? Куда деть себя?» Мой дорогой и любимый супруг, придите ко мне, вас примут с распростертыми объятиями…» Он и впрямь стал ее мужем: о венчании знали только самые близкие люди, другие воспитывали и их дочь, Елизавету Темкину.