Она позвала сына провести у них лето, и он согласился. А на обратном пути случилась у него удивительная встреча.
В вагон поезда вошла девушка, за ней носильщик втащил вещи. Пока незнакомка размещалась в купе, Поленов украдкой наблюдал за нею. В лице девушки было что-то восточное — широкие скулы, черные, слегка раскосые глаза, а глядела она весело, приветливо. Сев наконец на свое место, она улыбнулась Василию. Познакомились. Девушку звали Марией. Положительно, имя это становилось для Поленова магическим. «Мария Климентова», — уточнила новая знакомая. Лицо ее озарилось улыбкой, а глаза смешно сощурились.
«Куда же вы едете?» — спросил Василий. «В Москву, учусь пению в консерватории». — «Вот как?!» Она не поняла, чему он удивился.
А удивился Поленов еще одному совпадению: Маруся ведь тоже брала уроки вокала. Он вдруг заметил, что невольно сравнивает эту Марию с той, умершей. Но та была тише, романтичнее — эта же открытая, смешливая, какая-то жаркая девочка.
Ей было двадцать. Она забрала и не отпускала сердце Василия. Даже скорее так: сердце Васи. Потому что Поленов, уже взрослый человек тридцати трех лет от роду, известный художник, опять стал Васей. Ибо мало у него было еще любовного опыта, если в таком деле опыт может что-то значить...
Перед тем как расстаться, они обменялись московскими адресами, и отныне Поленов жил в ожидании встречи. В город он вернулся через месяц и узнал новость, которая в другое время обрадовала бы, теперь же обескуражила: великий князь Александр Александрович вызывал его в свою ставку на Балканах (шла русско-турецкая война) в качестве живописца.
Родные Васи гордились, что великокняжеский выбор пал на их сына, но сам «осчастливленный» растерялся. С одной стороны, это было признанием его художнических заслуг, с другой… А как же юная Климентова, встречи с ней?
Впрочем, отказаться от поездки было невозможно, и Поленов засобирался на войну. Написал Марии, что вынужден ехать, на сколько — не знает, но хотел бы перед тем сводить ее в галерею Павла Третьякова, показать картины, среди которых есть и его. Они встретились, побродили по залам… Мария была, как всегда, смешлива, на прощание попросила, чтобы писал, но сказала будто ради приличия. Поленов же вспыхнул от радости и обещал писать как можно чаще.
Явившись в ставку, он понял окончательно: война, даже ее изображение — совсем не его дело. Кровь, грязь, ужасы — как такое запечатлеть? Тем более когда думаешь о вещах самых мирных. О любимой женщине в первую очередь.
Поленов написал Марии письмо. Она не ответила. Еще одно — опять молчание. Он — за тридевять земель, да еще там, где так важно дружеское слово, а ей хоть бы хны. Может, закружила ее Москва? Наверное, и поклонники появились, как у всякой хорошенькой девушки? Наконец после третьего письма он получил ответ от Марии и засел писать подробное послание. Однако что мог он ей рассказать, когда ему самому, человеку по натуре мирному, все здесь чужое? Нет, прочь отсюда, едва представится возможность! И едва удалось это сделать, Поленов, проведя вблизи военных действий несколько месяцев, уехал в Москву.
Из окна своей квартиры он видел лужайку, окруженную небольшими домиками, церкви вдали.
