Жена не устраивала истерик. Она прятала заплаканные глаза, отстранилась, стала чужой, незнакомой. Эта метаморфоза, произошедшая с родным человеком, пугала. Микеле пробовал заговаривать с Симонеттой, но она уходила к себе, а однажды посмотрела на него страдающим взглядом, который появлялся у нее уже тогда, в начале его грехопадения, и сказала: «Может, ты и раньше изменял мне? Что я знаю о тебе? Ничего...» А ведь он сам по прошествии лет признался, что «страдал просто манией неверности», в основном это были, конечно, мимолетные увлечения («я никогда не заводил любовниц в классическом понимании»), но недаром же одно из таких увлечений внесло разлад в его семейную жизнь. В те дни Плачидо на себе прочувствовал, как прав был его любимый Достоевский, у которого в прозе все запутано и временами фантасмагорично.
Раньше он думал, что все написанное русским писателем — про кого-то другого, теперь же понял — про него самого, Микеле, вечного подростка, любящего жизнь и боящегося ее. «Непременно когда-нибудь поставлю фильм или спектакль по Федору Михайловичу», — решил он и тем отчасти утешился.
Но, как Микеле и предчувствовал, Симонетта подала на развод. Дети остались с ней. Взяв в охапку всех троих, она десять с лишним лет колесила по миру — от Лондона до Мексики, работала и растила свое потомство. «Я была в первую очередь мамой, — рассказывала Стефанелли позднее. — Мужчины приходят и уходят, а дети всегда остаются для женщины на первом месте». По прошествии лет она с гордостью признавалась, что у нее появился молодой возлюбленный, которого все принимают за ее сына.
Ну что ж — дочь и мальчишки выросли, можно жить своей жизнью. Хотя дети не слишком отдалились от матери — взрослые уже Микеланджело и Бренно постоянно заходили к ней, особенно когда надоедало готовить и убирать свои холостяцкие берлоги.
Микеле же расставание с Симонеттой едва не подкосило, только работа и спасала. Жил один, время от времени заводил романчики, но все было не то. «Разведенный раз и навсегда», — пытался он шутить, вживаясь в свою новую свободу. Раз так случилось, надо было поменять что-то и в своей актерской судьбе, отдать предпочтение театру. А с Каттани, который переходит уже из серии в серию, просто покончить, не то комиссар, смеша зрителей, так и будет до старости гоняться за бандитами, придерживая скрюченную радикулитом поясницу.
Поначалу режиссер на предложение «убрать» главного героя отреагировал возмущенно, а потом махнул рукой и согласился. Прежнего Плачидо, семейного человека и актера, едва не увязшего в одной роли, не стало. В тот период он и встретил Федерику.
Она приехала оттуда же, откуда явился в Рим Микеле, — из Апулии. Росла в деревне, массу времени проводила в одиночестве. По крутой лестнице уходила в свою комнату наверху и там подолгу сидела с книгой. В распахнутые окна смотрели густые, пропитанные солнцем деревья, из сада доносился запах цветов. «Я была застенчива и склонна к раздумьям, — вспоминала Федерика, — а это опасно». Уже в Риме, куда она приехала поступать в театральную академию, несмотря на то что занималась любимым делом, ощущала то же одиночество, которое теперь ее тяготило. Вокруг бурлил Вечный город, но девушка возвращалась после учебы в свою комнату, которую снимала у одинокой старушки, и проводила в обществе хозяйки вечера.
