Но отец его был не крестьянином, а геодезистом и строителем, ставшим в отсутствие работы по специальности преподавателем. Все сестры и братья стремились получить образование, и только у Микеле с учебой не ладилось, в технический университет он так и не поступил, и родителей тревожило, что сын вот-вот свернет на кривую дорожку.
Не выдержав, отец решил устроить непутевого отпрыска простым писарем на почту, но от одной мысли о бесконечных письмах, посылках, квитанциях Микеле мутило. К тому же он чувствовал в себе артистический талант, который взялся вроде ниоткуда, поскольку никто в семье ни к театру, ни к кино отношения не имел. А он еще в католической школе отличился тем, что в скромном театральном кружке, где учились декламировать стихи и разыгрывали небольшие сценки, поставил скетч под названием «Жена пьяницы».
Роль пьяницы показалась ему слишком плоской, поэтому Микеле решил сыграть несчастную жену: нарядился в платье и изображал, как та ждет дома мужа, а когда он возвращается, бьет непутевого супруга. Преподаватели от души радовались, поскольку порок был наказан, и симпатии зрителей доставались бедной достойной женщине.
Теперь Микеле, сменив несколько профессий, ехал в Рим из родной Апулии, из своего южного захолустья, чтобы начать путь к актерству. Решил, что вместо армии пойдет в полицию. Устроиться туда было сложно, но помог один из родственников. Отслуживших парней, кому исполнилось двадцать лет, брали в Национальную академию драматического искусства, туда и мечтал поступить Микеле.
Пока же он выполнял обязанности полицейского, часть заработанных денег отправлял родным, а на остальные приоделся и угощал в ресторанах подругу Иларию. Ее тетя переводила на итальянский стихи Анны Ахматовой, неплохо знала русскую культуру и русский театр и сама предложила Микеле: «Давайте, молодой человек, помогу вам подготовиться в театральную академию».
В один из дней он, собравшись с духом, читал им — пожилой даме и своей возлюбленной — монолог Гамлета. Тетя смотрела на декламатора внимательно, племянница — восторженно. Когда Микеле закончил, первая вынесла вердикт: «Если позанимается, обязательно поступит». Иларии, конечно, хотелось, чтобы его взяли учиться на актера, но тогда он шагнул бы в другой мир, где на каждом шагу красивого юношу ждут обольстительницы.
Тетка спросила, как Микеле служится в полиции. «Недавно отсидел в карцере», — улыбнулся он. «За что?» — охнули обе. «Читал коммунистическую газету, а это у нас не приветствуется. Но там пишут о кино. Попытался объяснить начальству, в чем дело, однако порядки у нас суровые». «И долго ты там пробыл... в карцере?» — поинтересовалась Илария. «Нет, меня вызволил один полковник, как оказалось, большой почитатель театра. Он видел мою игру в любительском спектакле. И тоже сказал, что, по-видимому, у меня есть актерские задатки».
Совсем скоро он стоял с Иларией под гулкими сводами церкви и слушал слова венчавшего их священника. Как удивительна жизнь: еще вчера он не был связан никакими обязательствами, а уже сегодня обещает быть со своей любимой в богатстве и бедности, в болезни и здравии.
И это хорошо. Его родители прожили вместе много лет и вырастили восьмерых детей. Когда отец вечером приходил домой, все садились ужинать за большой стол, мать раскладывала по тарелкам еще дымящуюся, политую соусом пасту или панцаротти с золотистой корочкой, и эти часы в окружении родных были одними из самых сладких в жизни Микеле. На его «золотом», бедном юге, где люди все еще живут старинными традициями, семья — святое, супруги держатся друг за дружку, что бы ни случилось. У него все будет так же, как у его земляков, пусть он живет не в родном местечке Асколи Сатриано, а в большом городе, где и соблазнов больше, и круг общения шире, тем более у актера. Юного Плачидо приняли в академию, несмотря на его апулийский акцент и неумение толком подать себя: видно, что-то такое мастера почувствовали в нем.
