Я танцевала 24 года, на четыре года больше, чем положено… Но чтобы стать примой, надо всю себя отдавать сцене… Я же посвящала себя мужу, выше крыши не лезла. Возвращалась из театра домой и еще стирала по ночам вручную. Богдан приходил ко мне на спектакли, когда не был занят. Но ревновал: «Тебя там мужики над головой поднимают, я не люблю на это смотреть!» Если в компании на меня кто-нибудь бросал взгляд, муж потом всю дорогу до дома отчитывал: «Не то сказала, не тому улыбнулась». А я шла и молчала. В молодости любовь и ревность прекрасно совместимы...
Богдан неплохо разбирался в людях: талант узнавал сразу... Когда уже был худруком театра имени Ивана Франко, преподавал начинающим актерам. И зачислил из этой студии в труппу целых 15 человек. Он умел видеть характер, предчувствовал, как человек поступит.
И меня от некоторых людей отвадил: «Все бы ничего, но она — дура, не связывайся». И точно! Правда, в отношении себя делал промахи — тут уже я его оберегала.
...Только переехали в Киев, к нам напросился на ночлег один режиссер из Севастополя. Расположился на полу и с довольным видом говорит: «Ждите, к вам теперь на Крещатик со всей Украины будут приезжать». Я ему заявила: «Вы у нас в гостях первый и последний раз!» Когда проснулись утром, его уже не было (оказался культурный).
Что там говорить, я даже от режиссеров свою семью ограждала. Данченко шутил: «Если пойдете в гости к Ступке, вас Лариса быстро с десятого этажа спустит». Как-то вечером уже уложила Остапа, вдруг заваливается целая толпа гостей. Слышу из-за стены: уже тосты говорят.
Часов в 11 появляюсь на кухне и говорю: «Все встали и вышли!» Богдану утром на репетицию, а людей прогнать ему было неудобно.
Или — звонок в дверь среди ночи. Открываю: Богдан на пороге в обнимку с бутылкой. Еле говорит: «Я пришел и снова ухожу, там гости». «Богданчик, — говорю, оставайся, пора спать». А гостям: «Идите домой». Муж утром: «Знаешь, откуда они были? Из ЦК ВЛКСМ!» «Мне все равно, — отвечаю, — хоть Брежнева приведи!»
— Вам часто приходилось разлучаться? Или вы старались везде ездить с мужем?
— На два летних месяца мы всегда расставались — у наших театров были гастроли. Писали друг другу открытки, письма. Созвониться не из каждого места удавалось. Только осенью соединялись...
Вообще Богдан Сильвестрович как киноактер весь мир объехал: и в США был, и в Камбодже, и в Австралии... По пути в Сидней на Дни культуры Советского Союза в самолете познакомился с Михаилом Швыдким. В той поездке они и сдружились. Потом любили со смехом вспоминать, как купили тогда по красивой бутылке австралийского вина в подарок, вышли на улицу и увидели: прямо на траве его пьют нищие аборигены… А они-то думали: шикарное вино приобрели!
У Боди была особенность: подглядывать за людьми и интересные черточки переносить на сцену. За столом рассказывал анекдоты из жизни. Например, побывал в Израиле, подслушал разговор на рынке:
— Ну шо, Аркаша, твоя Сара вышла замуж?
— Сара? Постепенно-таки выходит.
Я, правда, с ним редко куда выбиралась, даже от Парижа как-то отказалась. Богдан ездил во Францию на передачу «Форт Баярд», играл старца Фура. Мне уже взяли билет, но я подумала: «Какая-то деревня, даже не центр Парижа. А пока муж работает, я что, буду бездельничать? Лучше останусь с сыном и внуками!»
Если было время путешествовать вдвоем, я это любила: Польша, Германия, Югославия… Только в Америке мы с Богданчиком были 6 раз… В театре Ofoff Broadway спектакль шел с английскими субтитрами на специальном экране и 9 раз подряд собирал полный зал. «Первый раз один спектакль повторил такой аншлаг», — сказала ему сотрудница театра. «Лучшей похвалы не надо», — ответил Богдан. А на Брайтон-Бич он выступал перед эмигрантами со спектаклем «Тевье-молочник», и нам за это устроили настоящий бал в ресторане.
«Как вы похожи на нашего местного Сильвестра Сталлоне!» — говорили Богдану. Еще его по типажу не раз сравнивали с Робертом Де Ниро.
Был там такой случай. Решил Богдан Сильвестрович купить себе кроссовки (он их обожал). В каждом бутике его встречали с распростертыми объятиями: «Бо-оже, кто к нам заходит? Боже мой, товарищ Ступка!» А мне, помню, понравилась одна курточка, спрашиваю: «Сколько стоит?» — «150 долларов». Я: «Бодя, давай купим, буду ее на даче носить». Продавщица удивилась: «Ты шо, такая забогатая? За 150 долларов на дачу поедешь?» Богдан гордо поднял голову: «Да!»
Из бедноты мы выбрались не так давно. При Союзе и в перестройку я всю семью сама обшивала. А Богданчик по гороскопу Дева. Соберемся в гости идти, на пороге он останавливается: «Я переоденусь».
И так несколько раз. Молчу, жду... У него вещей — три шкафа! Стала сама одеваться в последний момент — когда Богдан будет доволен своим видом и окончательно готов к выходу. Еще он очень любил одеколон Egoiste, я же его просто не переносила: «Бодечка, ты меня своими духами задушишь!» Он внимательно на меня смотрел: «Странно, ты все еще жива…»
Даже когда Бодечка тяжело болел, 18 мая 2012 года я в последний раз собирала его в больницу, он не спешил — чувствовал, что уже не вернется домой… Сел — и долго выбирал себе шляпу. У него их десятка три: я доставала, он примерял. И не потому, что так себя любил — Богдан жил буквально по Чехову: «Все в человеке должно быть прекрасно…» Меня он тоже любил побаловать.
