И он, кажется, был даже рад, что мама указывает ему на такие детали.
Бодя был добрый, но острый: из чувства справедливости он вступал в творческие споры, порой даже ругался с коллегами. В свое время известный в Москве театральный критик Сечин написал восхищенную рецензию на спектакль «Суета», где Богдан на протяжении всего действия произносил одно лишь слово: «Суета!» Но каждый раз по-разному! Однако когда Сечин уже в качестве режиссера приехал во Львов и решил поставить в театре Заньковецкой «Дон Кихота», они с Богданом не сработались… Тому не понравилось, что его актер в последний день перед премьерой ходит по театру с текстом, будто не выучил роль. А у Богдана действительно была такая привычка, но когда выходил на сцену — говорил без подсказки.
Сечин же сделал ему замечание, Бодя вспылил и отказался от роли: «Не его дело, как мне удобней текст повторять!» Но это все было по молодости…
Многие завидовали его таланту. После спектакля «Когда мертвые оживают», где играл Геринга, Богдан зашел в гримуборную и высказался об игре партнеров нелестно. Коллеги обиделись: «Придет время, мы тебя отсюда выгоним». Богдан с достоинством ответил: «Это мой театр и мой город. Не вам меня из него выставлять». «Самое главное — выйти на сцену, и все разговоры останутся за кулисами», — говорил Богдан Сильвестрович вслед за своим любимым режиссером Сергеем Данченко.
При этом большинство коллег все-таки его уважали. Когда появлялся на съемочной площадке у Месхиева, режиссер объявлял: «Богдан Сильвестрович пришел!» И все актеры тут же благоговейно замолкали. А после каждого дубля хлопали. Боде было даже неудобно: «Я у них как пугало!»
— Тяжело было всей семьей переехать в другой город, начинать там новую жизнь?
— «Какое счастье, что я уехал в Киев!» — часто повторял Бодя. Наш переезд в столицу Украины был решающим в карьере мужа. Открывались новые возможности. Богдана и в Москву, в театр Моссовета звали. Но квартиру не обещали. А Боде врезалась в память история актера Романова, который всю жизнь прождал свой угол в московской гостинице, да там и умер. Когда и Богдану сказали, что придется ждать, он не захотел повторить такую печальную судьбу.
В 1978 году в киевский театр имени Ивана Франко позвали режиссера Сергея Владимировича Данченко.
Он приехал со своими актерами — Богданом Ступкой и Виталием Розстальным. «Без своего режиссера актер что голый король», — шутил Сильвестрович. И это действительно так.
Устроились мы не сразу. Сначала предложили квартиру на окраине города. «Смотри, Лорочка, вид на Днепр!» — нашел в этом плюс Богдан. Но я была категорична: «Ты же не рыбак! Актеру надо жить возле театра! И как я буду через весь город тебе еду носить?» За себя Бодя просить не умел, а я за нас обоих готова была бороться. В результате мы отказались и ждали квартиру еще полгода: Богдан работал в театре и жил в гостинице при киностудии имени Довженко.
А мы с Остапом паковали вещи во Львове. Наконец звонит муж: «Лорочка, нам квартиру на Крещатике дают, будешь смотреть?» «Богданчик, — говорю, — квартиру на Крещатике не смотрят — в нее сразу въезжают!»
Вскоре все же муж был вынужден за меня попросить… В Киеве меня приняли в театр оперы и балета им. Шевченко, но первые два месяца совсем не занимали: я каждый день надевала пачку, пуанты и сидела без дела в гримерке. Приходила домой и ужасно плакала. Богдан не выдержал, пошел разговаривать в министерство культуры: «Я поставил условие, что перееду в ваш город, если моя жена будет танцевать». Тут же мне из театра позвонили, вызвали и стали занимать в хвост и в гриву.
