— Репин? Это тот, что сено ест?
Старый художник чувствовал: его жизнь надломилась — возврата к прошлому нет, будущее не слишком радует. Надо успокоиться, привести мысли в порядок, и Репин встал из-за стола.
Пол слегка поскрипывал, солнце играло на золоченых рамах развешанных по стенам картин — он обходил дом, стараясь успокоиться и одновременно прощаясь с прежней жизнью. Этот дом Репин любил, он был его крепостью, отражением внутреннего «я» — не то что съемные и казенные петербургские квартиры и имение Здравнево, так и не ставшее родным.
В 1899 году он купил два гектара поросшей кустарником и соснами земли с летней дачей. Финское местечко Куоккала находилось недалеко от Петербурга, участки в нем стоили дорого: он заплатил десять тысяч рублей, очень большие деньги.
Землю оформил на имя девицы Натальи Нордман. Имение назвали «Пенатами», и это было что-то вроде обручального кольца, которое он не мог надеть на ее палец — ведь с Верой Алексеевной они так и не развелись. Церковный развод в Российской империи был делом долгим и мучительным, а Наталья не думала сражаться за право быть госпожой Репиной, и он оставил все как есть. «Пенаты» она завещала Илье, после его смерти в доме должен открыться музей.
Летнюю дачу снесли, на ее месте построили большой дом под стеклянной крышей, позже к нему прилепились новые пристройки. Веранда превратилась в мастерскую, поросшая мелкими деревьями неудобь — в ухоженный парк с прудами и смотровыми башнями. Чудесный, любимый дом: его гражданская жена, Наталья Нордман-Северова, ушла из него, оставив все, что он ей подарил.
Проклятие брошенной Веры сбылось шиворот-навыворот: Наталья оставила его, не желая, чтобы ее болезнь была в тягость. Ей не хотелось, чтобы он подавал ей воду. Их любовь начала угасать несколько лет назад, они ссорились, сходились и расходились… Наталья стала ему чужой: она это почувствовала и отрезала по живому. Любовь заканчивалась трагедией, а началась как фарс: много лет назад барышня Нордман разыграла небольшой спектакль и привела его в ярость...
В гостиной висел портрет, на нем Наталья была такой, как во время их знакомства: цветущая молодая женщина, рослая, с румянцем... Круглое лицо, нос уточкой — не красавица, но глаз не оторвать. Она пришла в мастерскую Репина с подругой, княгиней Тенишевой, известной меценаткой.
Княгиня заказала Илье портрет, и он попросил барышню Нордман принять участие в работе — так сказать, создать художнику настроение. Тогда был в большой моде поэт Фофанов, Репин тоже им увлекался. Пусть госпожа Нордман почитает вслух Фофанова, а он тем временем будет творить. Но Наталье Нордман, уроженке Финляндии, дворянке, дочке шведа, дослужившегося на русской службе до адмиральского чина, крестнице Александра II эта идея не понравилась — с какой, собственно стати, она будет читать стихи? Это просто смешно...
Наталья уселась спиной к мольберту и на то, что там изображал Илья, не бросила и взгляда. Фофанова нарочно читала басом, неестественно подвывая: — Звезды ясны-ы-е, звезды пры-красныя// Нашептали цветам сказки чу-удныя// Лепестки улыбнулись атласны-ыя...
Сеанс «поэтического позирования» не удался: девица Нордман, сидя к нему спиной, выла, словно голодная гиена, княгиня Тенишева хихикала, Репин злился: шведская корова его ни во что не ставила.
А через пару лет они встретились как старые знакомые, и начался роман. Окружающие были поражены — более несхожих людей нельзя и представить.
Он, сын крестьянина, военного поселенца, служившего в уланах, начинал богомазом. Скопил сто рублей и приехал в Петербург, учиться в Академии художеств. Поначалу принят не был, поступил со второго раза и быстро стал одним из первых учеников. Нищая студенческая жизнь, ранний брак — с Верой, будущей женой, сестрой друга, Илья познакомился, когда она была девятилетней девочкой, и повел ее под венец, окончив курс.
