Я победила, буквально кинувшись под мотоцикл, который меня и сбил. Лежала в траве, колесо крутилось у меня на лбу, пахло пылью и резиной… Сбежались соседи, один из них налетел на бедного мотоциклиста и стал его лупить: «Ты убил нашу девочку!!!» Меня на руках понесли в дом, встретила нас бабушка — родители были на какой-то вечеринке, но быстро приехали. Папа на своей «Волге» отвез меня на станцию «Скорой помощи», вслед отправились соседи. Когда меня внесли в коридор «Скорой», все больные сбежались смотреть на окровавленного ребенка, кто-то от жалости плакал, а мне казалось, что я умираю. Вы не поверите, но в тот момент я была счастлива! Еще бы — в центре внимания, страдаю на глазах у людей, они искренне сопереживают… Это было мое первое серьезное «выступление на публике».
Правда, закончилось все не очень драматично — мне всего лишь наголо побрили голову, полили ее зеленкой и отпустили домой, так как никаких серьезных ран и травм не обнаружилось.
У нас дома часто собирались молодые вольнодумцы, не одобряемые властью «стиляги» — они вели свободные разговоры, слушали западную музыку и, задернув в комнате шторы, танцевали рок-н-ролл. Мы с сестрой Мариной крутились рядом. Из поездок в Москву родители привозили с трудом добытые магнитофонные бобины с записями джаза и пластинки с классической музыкой. Сестра начала играть на скрипке, и когда мама поняла, что у старшей дочери явный талант, она сказала отцу: «Бросаем здесь все и уезжаем в Москву, нужно дать детям образование». Родители оставили работу (папа трудился на шахте горным инженером, мама к тому времени уже защитила диссертацию), продали машину и мотоцикл, на котором отец лихо гонял, посадив Марину сзади, а меня спереди, поручили дом нашей няне и практически ни с чем уехали в столицу…
Помню, стоя у окна поезда, мы с сестрой все ждали, когда же начнется Москва.
До прибытия оставалось полчаса, а из окна вагона были видны лишь кучи металлолома, тянулись какие-то заборы, на горизонте дымили огромные трубы. Мамин научный руководитель, ехавший вместе с нами, на вопрос, что это за трубы, серьезно ответил: «В них сидит правительство, курит и решает мировые проблемы». Я поверила…
Мы сняли двухкомнатную квартиру на девятом этаже в Новогирееве.
В подъезде часто плавал странный запах — мне объяснили, что москвичи любят варить щи. Оказалось, это борщ без мяса. В гостях у соседей я попробовала эти щи, и они мне не понравились. Еще меня удивило, что в этом городе все сидят по своим норкам и редко зовут друг друга в гости — совсем не так, как было у нас в поселке. К тому же дома я оставила свою первую любовь — Игоря, который каждое утро появлялся у моего окошка и бросал камушком в стекло. Выглядывала мама и говорила: «Игорь, Оксаночка еще спит, приходи позже». Часто, уединившись в ванной нашей московской квартиры, я плакала, вспоминая его, свою степь, костры… Нас с сестрой отдали учиться — в английскую спецшколу и в музыкальную, по классу скрипки. Во дворе мы больше не играли, только со стороны смотрели на других бегающих детей: у нас началась взрослая, трудовая жизнь.
Прошло несколько лет, и однажды случилась встреча, которую иначе как магической назвать не могу.
