Прилепившаяся к Бальмонту душой и телом Нюша, Анна Николаевна Иванова, тоже была его женщиной — в их доме об этом не говорили, но это было ясно и так. Но то другое дело: Нюша вела себя прилично, с достоинством, к тому же они с Бальмонтом состояли в родстве и могли жить под одним кровом. Совсем иное дело — эта ужасная женщина с ее слепой, безоглядной, жертвенной любовью: прикажи ей поэт броситься в костер, она, ни секунды не колеблясь, шагнула бы в пламя. Екатерина Алексеевна была женщиной сдержанной, воспитанной, образованной, в свое время она считалась одной из самых выгодных невест купеческой Москвы: бог не обидел ее красотой, мать обещала за ней сто тысяч рублей золотом. Екатерина Андреева-Бальмонт всегда умела настоять на своем, избегала двусмысленных ситуаций — и как же назвать то положение, в котором она в конце концов оказалась?
Много лет назад в нее влюбился начинающий поэт, странный, неимущий, хромой, дурно одетый, то и дело попадающий впросак. А она отказывала выгодным женихам, которых ей подыскивала мать, и безответно любила знаменитого адвоката князя А. И. Урусова. Немолодой, женатый, тот держал ее на расстоянии — князь был порядочным человеком и не хотел губить молоденькую барышню. Урусов знал толк в поэзии, восхищался талантом Бальмонта и издавал его стихи. И вот на одном из приемов у князя Бальмонт, совершив все возможные бестактности, встал и прочел посвященное Катеньке стихотворение — выглядело это так, будто он за столом на глазах у всех признается в любви… Так начался путь, сперва приведший их под венец, потом — за границу и в конце концов оторвавший друг от друга.
Но совсем расстаться они не могли, и теперь Бальмонт снова оказался вместе с ней и дочерью в большой московской квартире со сводчатыми потолками. Ему выделили комнату, где он мог спокойно работать, там стояли его любимые диван и письменный стол. На следующий день в Николопесковский наведалась Елена, еще через день Бальмонт отправился к ней в Машков переулок. Жена приняла госпожу Цветковскую с прохладной любезностью, утренние возвращения Бальмонта, казалось, ее не волновали.
Екатерина Алексеевна наслаждалась тем, что Константин рядом и все очень хорошо: муж не пьет, не приходит домой избитым и раздетым, не ночует в полицейских участках, не попадает в тюрьму. Его не пытались зарезать за то, что он, пьяный, кого-то оскорбил в дешевом кабаке, не раскроили голову бутылкой.
Он не громил ресторан, перебив стоявшие в вестибюле мраморные статуи, не совершал экскурсий по борделям, не вламывался к знакомым до безобразия хмельной, с набитым бутылками холщовым мешком. Муж не предлагал влюбленной в него юной поэтессе послушать свои новые стихи — заперев дверь, задернув занавески и встав на колени... Катя снова видит горячо любимого, милого, уступчивого человека с сияющими глазами и детской улыбкой. А его второе «я», существо, которое многие сравнивают с рычащим чудовищем, спит и, быть может, не проснется… А если и проснется, то не скоро....
У Екатерины Алексеевны был дар разумно обустраивать быт, и Константин получал огромное удовольствие от накрахмаленных простыней, чистого наглаженного белья и вкусной еды.
С начала войны он жил в Париже с Еленой, и та успела отучить его от всех этих прелестей: сам он существовал вне быта, и любимая женщина подчинялась его желаниям. Ему же и в голову не приходило требовать от нее домашнего благоустройства. Да у нее это и не вышло бы: у Елены все валилось из рук, и прислуга сразу садилась ей на шею.
На Большом Николопесковском все шло как в старые добрые времена, когда они были молодоженами. Бальмонт много работал, был счастлив и лучился доброжелательством. Екатерина Алексеевна знала: муж ее любит и считает своей Сольвейг — их могут разлучить другие женщины, между ними могут встать обстоятельства, но связь их неразрывна.
Екатерина помнила, как ухаживал за ней Бальмонт. Когда родные увезли ее в Швейцарию, он на невесть как добытые деньги бросился следом, разбив вдрызг единственные ботинки, поднялся на гору Утлиберг, поселился в том же отеле — и утром горничная принесла ей мятую, купленную в Петербурге коробку конфет, подарок Константина.