Он дирижирует на балах, карнавалах, катках — и постоянно влюбляется. В его маленькой квартирке на улице Ринг всегда прибрано, денщик, венгр Иштван, вышколенный предыдущим хозяином, гусарским ротмистром, то и дело колотившим его сапожной колодкой, старается вовсю. Иштван знает — если господин капельмейстер велел купить кремовые пирожные и токайское, вечером к ним заглянет молоденькая хохотушка-модистка. А если просил принести рулеты из ветчины и шампанское, то днем появится капризная генеральша, стоны и вскрики будут слышны и в каморке для прислуги. Эти женщины подарили Легару несколько мгновений счастья, он им — бессмертие: его «Паулинен-вальс» и «Конкордия-вальс» исполняют и в 1938 году.
Когда его полк перевели в провинцию, Легар не захотел расставаться с Веной.
Подал в отставку, снял красивый мундир, вручил отправившемуся вместе с полком денщику Иштвану пару банкнот и устроился дирижером в театр «Ан дер Вин». Бог весть, как сложилась бы его судьба дальше, если бы не худенькая, белокурая и шустрая Лицци, дочка знаменитого в ту пору Виктора Леона, автора пользовавшихся большим успехом комедий, драм, водевилей, а также либретто.
Лицци увидела Франца в ту пору, когда он еще носил синий с красными кантами мундир. Девушка пришла с подругами на каток, полковой оркестр играл «Паулинен-вальс», а он дирижировал, стоя спиной к медленно поджаривавшей его раскаленной докрасна железной печке.
После этого Лицци узнала о душке-военном все, что только можно, и целыми днями наигрывала на рояле «Кукушку». Она захотела познакомиться с красавчиком капельмейстером и упрашивала отца написать для Легара либретто. В конце концов она уломала Виктора Леона. Мужчины сработались, и ее отец, в то время бывший главным режиссером «Карлтеатра», взял новую оперетту к себе. Директор театра не верил в успех, отвел на репетиции месяц и полмесяца на спектакли — потом опус Легара под названием «Решетник» должна сменить другая оперетта, на которую он возлагал большие надежды. Но она так и не вышла, а «Решетника» «Карлтеатр» сыграл 225 раз. На следующий день после премьеры бывший военный капельмейстер проснулся знаменитым.
Но настоящая мировая слава пришла только через три года, после того как в «Ан дер Вин» поставили «Веселую вдову». Директора Карчаг и Вальнер, настроенные весьма скептически, отказали Легару в репетициях и финансировании. На прослушивании один из них заткнул уши и закричал:
— Это ужасно! Не музыка, а призрак банкротства! Такие новшества у нас успеха иметь не могут! Где тут Вена? Поющая, смеющаяся, чувствительная Вена, которую хотят увидеть и услышать наши зрители?
«Веселую вдову» спасли актеры, влюбившиеся в его музыку. Они репетировали после спектаклей по ночам. Костюмы и декорации бутафоры подобрали из театрального старья.
В перерывах между репетициями все подкреплялись сосисками, в три часа ночи работа заканчивалась, и оплаченный автором либретто Леоном фиакр развозил сочинителя и артистов по домам.
Директора «Ан дер Вин» считали все это несусветной глупостью: им по-прежнему не нравилась музыка, но они были связаны контрактом. В конце концов Легару предложили солидные отступные — пять тысяч крон: «Возьмите эти деньги, дорогой Франц, и во имя всего святого избавьте нас от вашего произведения…»
И он решил было согласиться, но его переубедила примадонна Мицци Гюнтер:
— Не делай этого, Франц! Уж если тебе суждено провалиться, пусть лучше это произойдет перед публикой, чем перед нашими директорами.
После премьеры директора Карчаг и Вальнер вышли на поклоны вместе с автором.
Они собирались снять оперетту после пятидесяти спектаклей, но сборы, к их величайшему удивлению, не падали. Летом театр закрылся, а осенью снова начались аншлаги: венцы заболели «Веселой вдовой», ее смотрели и по два, и по три раза. На шестисотом, юбилейном спектакле авторам и актерам подносили не только лавровые, но и драгоценные, золотые и серебряные венки. «Веселая вдова» к этому времени шла не только в Австро-Венгрии, но и по всей Европе, в Латинской Америке и США, в Африке, на Цейлоне и в Японии. Франц Легар стал мировой знаменитостью. К этому времени он увел Софи от добропорядочного и скучного мужа и жил с ней как с женой. Вот только обвенчаться они не могли. Оскорбленный господин Мет твердо решил испортить им жизнь и не давал Софи развода...
...Франц Легар сидел, откинувшись на мягкую кожаную спинку стула, и вертел в руках карандаш. Тогда ему было тридцать три, сейчас — шестьдесят восемь. Что бы он сделал, если — в те благословенные времена подобное можно было представить только спьяну! — начальник венской полиции вызвал бы его и сказал, что император Франц-Иосиф им недоволен и велит оставить Софи Мет. А не то у него отнимут квартиру и запретят все написанные им оперетты. Он раскланялся бы, попросил бы передать кайзеру почтительный поклон и уехал вместе с Софи в Берлин или Париж. А куда им бежать теперь? В Берлине — Гитлер, во Францию их не выпустят. Если он разведется с Софи, ее отправят в концлагерь. Если откажется, произойдет то же самое — и как бы вместе с ней там не оказался и он сам…
Кто может им помочь? Не позвонить ли Круппу?
