А пешие путешествия в норд-ост с корзиночкой продуктов? Это было крайне опасно, он мог простудиться — а у него слабое сердце… Художник мельтешил и говорил лишнее, оправдывался за то, что во время ее болезни пил.
…Да, пил, но с нужным человеком, врачом. И немного…
Потом его письма стали яснее и бодрее. Он снял для Людмилы чудесную комнату в Ассоциации юных христианок, там она будет защищена от всего, что грозит молодой и красивой барышне в чужом городе. У него появилась мастерская, для того чтобы справиться с заказами, ему нужна помощница — «коллаборатриса». Он обещал ей защиту, деньги в долг, жалованье, а взамен не просил ничего.
Все слова уже были сказаны, объяснение состоялось на пароходе: художник предложил барышне Чириковой любовь, она ему — дружбу. Сейчас он охотился за фантомом, пытался удержать то, что, словно солнечный зайчик, ускользало у него из рук. Людмилица была близко, счастье — невозможно. Он хотел переиграть судьбу, мучил самого себя и не догадывался о том, что это растянется на много лет.
Людмила Чирикова была самой обычной девушкой, русской барышней из хорошей, интеллигентной семьи. Высокая и статная, скуластая, с большими глазами, очень немногословная… У нее была своя несчастная любовь, излияния Билибина казались ей обузой, а его 44 года — старостью. Полюбить художника она не могла, но стать его коллаборатрисой Людмила Чирикова согласилась. Домик на улице Антик-хана прибрали, из углов вымели пыль и пауков, помыли полы, расставили мольберты и рабочие столы.
Так началась египетская эпопея художника Билибина.
В прошлом остались Петербург, учеба у Репина, морозы, блестящий на солнце шпиль Петропавловки, слава — теперь странным кажется то, что еще недавно его узнавали на улицах. Он выдвинулся очень рано, за безупречно точную линию коллеги-художники прозвали его «Иван — железная рука». А публика полюбила Билибина за то, что так, как он, персонажей русских сказок еще не рисовал никто. В его рисунках были безупречное техническое совершенство, модернистские изящество и ирония и глубинное, идущее от земли и семейных корней ощущение русской культуры. Билибин был понятен и аристократу, и мужику, более народного художника в России не было.
Теперь все это не имело значения — над ним сияло африканское солнце, надо было жить и выживать на земле фараонов.
…На арабском базаре поют слепцы, кричат, звонят в колокольчики продавцы напитков и бананов, через толпу пробираются феллахи на мелко семенящих осликах, над толпой проплывают верблюды… Для человека, с молодости влюбленного в русскую старину и русский Север, обилие резких, не похожих на то, чем он жил раньше, впечатлений кажется чрезмерным — Билибин тонет в новых красках, запахах и звуках. И в то же время он чувствует, что это может стать спасением.
За его плечами — долгая успешная жизнь. Юридический факультет Петербургского университета, учеба у Репина, ранняя слава... Он был одним из первых в «Мире искусств», очень много зарабатывал и жил на широкую ногу.
Его любили женщины — а как же иначе, ведь он был знаменит, обаятелен и красив. Работы Билибина покупали миллионеры и придворная знать, а он морщился: «Они дают нам грязные бумажки, мы отдаем им свои детища. И эти люди думают, что делают нам одолжение!..» Затем все рухнуло в черную яму: началась революция, людям стало не до художеств. И вот он оказался на краю света, там, где не знают толка в искусстве, а лед можно найти только в лавке мороженщика. Барышне, которую он любит, нет до него дела. Это тупик, но из него можно выйти так, как в любимых им русских сказках: надо прыгнуть в ледяную воду, потом в крутой кипяток — и ты или сваришься, или станешь другим человеком… Но пока что нужно работать — и художник Билибин, «Иван — железная рука», работает напряженно, как никогда в жизни.
В мастерской творят он, его помощницы Людмила Чирикова и Ольга Сандер, а еще донской есаул, до Каира имевший дело с шашкой, а не с красками.
Есаул многое портит, но Билибин не хочет расставаться с хорошим человеком — на что казак будет жить в Египте? Заказы поступают один за другим, есаул чересчур жирно накладывает золотой фон и от отчаяния нервничает, в ответ на выговоры ворчит: «Ну так побейте меня!» Монахи греческого монастыря недовольны тем, как выполнен заказ, — им хотелось что-нибудь слащавое, в итальянском духе, а Билибин сделал великолепную стилизацию под Византию, которой они не поняли. Святые отцы все же заплатили, но он так расстроился, что запил, арендовал верблюда и несколько дней, хмельной и несчастный, разъезжал на нем по окрестностям Каира.