Оскорбленный автор выхватил журнал, а разозленный хозяин ботинок врезал наглому хлюпику Милну по физиономии.
Наконец Алан распутал свою цепочку — в 24 года его приняли в штат журнала Punch ассистентом редактора, и он светился от гордости. Коллеги называли его с чуть ироничной растяжкой «сээ-эр», но в принципе любили мальчишку, ведь он в самом деле был талантлив. Оказалось, что писать свои юморески Милн легко может не только в прозе, но и в стихах; он вообще мог слепить смешной сюжет из ничего — Алан сочинял обо всем, что видел. К стене магазинчика на улице притулился подъемный кран? Он станет героем нового скетча и заговорит басом. Потный сопящий муж выуживает из ландо толстую лиловую даму?
Секундочку — и вот вам следующая пресмешная история.
…Думая о своем знаменитом отце, уже взрослый Кристофер Милн часто задавался вопросом: в какой момент началось то, что в конце концов привело Алана к катастрофе, к безрадостному, отчаянному существованию, полной зависимости от матери? Ведь все поначалу складывалось просто отлично: не всякий в такие юные годы становится редактором престижного лондонского журнала, публикует свою первую книгу — «Любовники в Лондоне», сборник эссе «Игра дня», который похвалил сам Джеймс Барри, автор знаменитого «Питера Пэна». Алан был вхож в литературные клубы, его как подающего надежды писателя охотно приглашали на светские вечеринки, тем более что он был очень красив: высокий, голубоглазый блондин, правда, немного скованный...
На одной из светских вечеринок Алан кружил в вальсе воздушное существо, осторожно обняв за талию и боясь дышать, потому что чувствовал — девушка из другого, недоступного мира, из породы райских птиц.
Ее звали Дороти де Селинкур, и этот бал был для Дороти, или по-домашнему — Дафны, ее первым светским выездом. Алана пригласил сюда старший коллега, тоже редактор Punch — Оуэн Симан, Дафна была его крестницей.
— Только не влюбляйтесь, дружище, она капризна и несносна, — предупредил Оуэн.
Но Алан уже успел потерять голову от Дафны. Как она умела смеяться! Он никогда такого не видел: запрокинув вверх острое, немного лисье личико, она сотрясалась всем телом, и из ее глаз катились слезы.
Именно так она смеялась над шутками Алана, которыми тот беспрерывно сыпал в ее присутствии.
Почему родители Дафны, аристократы де Селинкур, позволили дочери выйти замуж за небогатого начинающего писателя юмористических рассказов? Об этом Алан не задумывался в июне 1913 года, возвращаясь из церкви, где он окольцевал свою райскую птичку. Он не знал, что Оуэн Симан шепнул присутствовавшему на свадьбе Барри: мол, «бедолага Алан попался», ведь родители не чаяли сбыть Дафну с рук хоть первому встречному — ее вздорный характер, вечные истерики и неуемная требовательность уже успели доконать всю родню.
Очень скоро Алан превратился в раба жены, в ее слугу, вечного мальчика на посылках, но при этом сам считал это счастьем, очередным доказательством того, что выбился в высший круг общества и удостоился любви тамошних небожителей.
Если бы Дафна, капризно изогнув губки, потребовала, чтобы Алан прыгнул с крыши лондонского собора Святого Павла, он бы скорее всего так и сделал.
Во всяком случае, добровольцем на фронт начавшейся через год после женитьбы Первой мировой войны 32-летний Милн отправился исключительно потому, что жене ах как нравились офицеры в военной форме, наводнившие город. Девять месяцев он учился на сигнальщика, потом коротал зиму на острове Уайт, где написал свою первую пьесу «Болтовня Вурцеля». Ему показалось, что жанр драматургии дается ему неплохо, и он решил, что будет писать пьесы и дальше. Милн сочинял по ночам, когда выдавалась возможность.
Чтобы не сойти с ума, он затыкал уши ватой, поскольку никак не мог привыкнуть к тому, что вокруг ни на секунду не прекращался круговорот военной суеты: выкрики, ругань, обстрелы, приказы, идиотизм начальства, глупость подчиненных — словом, как он сам потом напишет, «оргия бессмысленности, грохота, жестокости и грязи».
На следующий год его перевели на север Франции, и тогда к нему явилась Дафна в элегантной шляпке, надушенная, нарядная, дико смотревшаяся среди скромно одетых жен других офицеров. Дафна прожужжала Алану все уши, описывая, какие подвиги успел совершить на фронте муж ее подруги Бетти и какие у него теперь нагрудные нашивки! Загляденье! Неужели ради нее муж не готов хотя бы на один подвиг? Что это он прозябает каким-то там сигнальщиком, это же так скучно!
