Они ехали третьим классом, ночевали в монастырских приютах и дешевых гостиницах. Коктебель, Москва, имение Сабашниковых… Обосноваться решили в Петербурге — тут-то и началось одно из самых захватывающих приключений его жизни, после которого он остался без жены.
К этому времени Волошин был уже довольно известным поэтом. В петербургских редакциях его хорошо приняли, в том числе и в доме кумира Макса — поэта и философа Вячеслава Иванова. Во время первой встречи они проговорили до пяти утра, на следующий день он снял жилье под квартирой Иванова, в знаменитой «Башне» дома 35 по Таврической улице. Здесь, в полукруглом огромном эркере, собиралась художественная элита столицы: Блок, Бунин, Ремизов, Городецкий, Сомов и Кузмин.
О Вячеславе Иванове и его жене Лидии Зиновьевой-Аннибал, далеком потомке петровского арапа Ганнибала, рассказывали разное — и о мистических спектаклях и ритуалах, совершавшихся в «Башне», и о поражавших обывателей особенностях их супружеской жизни. Волошиных встретили с распростертыми объятиями: Иванов заметил, что Маргарита похожа на Весну Боттичелли, и решил называть ее Примаверой.
В «Башне» все стены были округлыми или скошенными, комната Вячеслава Иванова — длинной, алой, напоминающей адское жерло. Такими же необыкновенными были и проходившие здесь вечера: поэт Михаил Кузмин с ярко накрашенными губами и обведенными черной тушью глазами читал стихи, от которых обычных людей бросило бы в краску; гостьи Иванова просили хозяина помочь им родить сверхчеловека.
Среди людей здешнего круга заурядным делом считались тройственные союзы. История Брюсова, Белого и Нины Петровской завершилась выстрелом из браунинга. Отношения Блока, Любови Менделеевой и Белого балансировали на грани безумия. Вячеслав Иванов тоже был горячим сторонником тройственных «духовно-душевно-телесных» союзов. Из их брака с Лидией Аннибал как раз выпал поэт Городецкий, Примавера пришлась по душе ему и его жене, а очаровывать супруги умели...
Вскоре в издательстве Иванова вышел альманах «Цветник Ор» — в нем были и его сонеты, и сонеты Маргариты. Язвительный Брюсов, не любивший Иванова, иронизировал:
— …Какая откровенность речей! Одна другому: «Твоя страстная душа!»
Другой первой: «Моя страстная душа!» Затем: «Смыкая тело с телом!» И еще: «Страсть трех душ томилась и кричала». И чтобы совсем было понятно: «Сирена Маргарита!»
Мужу «сирены» была отведена роль четвертого лишнего, и он принял ее покорно и смиренно. Макс считал Иванова своим учителем и хотел, чтобы все были счастливы. Но вскоре тройственная идиллия рухнула: Лидия Аннибал заболела скарлатиной и скоропостижно скончалась. После похорон Иванов женился на своей падчерице Вере, дочке Лидии от первого брака. Маргарите Сабашниковой в его жизни больше не было места, но Макс тоже ее потерял: супруги не развелись, не разорвали отношения, но о совместной жизни больше не шло и речи. Самое тяжелое, что расставание затянулось на много лет, и душевная боль терзала его, не отпуская.
…Волошин по-прежнему сидел в своем старом коктебельском кресле, всматриваясь в неподвижную маску царицы Таиах.
Однажды, только влюбившись в Маргариту, он поцеловал гипсовый слепок в губы — и почувствовал себя счастливым… Куда все это делось, почему ушло?
Тем временем Алексей Толстой развалился на заднем сиденье открытого «Паккарда», с тихим урчанием пожиравшего километры каменистой крымской дороги. Машина везла его в санаторий ЦК: «красный граф» любовался яркими южными звездами, подставлял лицо теплому ночному ветерку и думал о старом друге: «…Хороший он человек, но не такой, как все. В этом его беда. Фантазер, чересчур сложно себя придумал».
Он вспомнил, что говорила о Волошине его первая жена: «Как мужчина Макс недовоплощен...»
