— завопил на всю аудиторию взбешенный учитель. — Немедленно покиньте помещение и приведите себя в порядок!
Это стало последней каплей для руководства курсов. Молодой человек был вызван в кабинет директора, где его отчитали. Как он собирается заниматься медициной, будучи столь сентиментальным?
— Никакой мужественности, — качал головой седовласый доктор. — Таких неженок стоит в обязательном порядке направлять на армейскую службу, дабы не только привить основные навыки, присущие сильному полу, но и подготовить к суровым жизненным испытаниям.
Директор пообещал Дэвиду непростую судьбу, если тот серьезно не возьмется за самовоспитание.
Впрочем, на медицину он не в обиде. Она привнесла в его жизнь немало хорошего. Например, строгую дисциплинированность, порядок и аккуратность, которые отец старательно прививал мальчишкам:
— Нет ничего ужаснее, если врач в нужный момент не сможет отыскать требуемый пузырек с микстурой, потому что тот стоит не на своем месте. Или если хирург, во время операции машинально опустив руку, не сумеет нащупать необходимый инструмент. Порой это может стоить пациенту жизни.
Урок Дэвида впечатлил. И с тех пор все его близкие, друзья и коллеги по работе, а с ними за компанию и журналисты иронизируют над его теперь уже знаменитым педантизмом.
«Все вещи в моем доме должны лежать строго на своем месте, мало того, составлять законченную смысловую композицию.
Если привычный порядок нарушен, я впадаю в панику. Да, слышал, говорят, это начальная стадия шизофрении. Но я в таком случае — исключение из правил, ведь стадия эта длится с младых лет и продолжается до сих пор, без перегибов… К счастью, окружение относится ко мне с пониманием. Никто не фыркает, когда я поправляю газеты и книги на журнальном столике так, чтобы они лежали симметрично! Кстати, ежедневная уборка в доме — священный ритуал нашей семьи», — честно признается Дэвид в своих интервью.
Улыбнувшись, он вспомнил, что профессия отца придавала ему ореол божественного избранника в глазах соучеников.
Ох, как же завидовали мальчишки этому упитанному отличнику в старомодных круглых очках и с отутюженными манжетами. Конечно, он никогда им не признавался, дабы не ронять свой авторитет, что отцовская работа не имеет никакого отношения к жизни школьника Дэвида. Медицинские книги с интересными картинками в кабинете, например, всегда хранились запертыми в шкафу. В присутствии детей — Дэвида, Джона и Питера — родители никогда не говорили о врачебных проблемах, отец ни разу не водил сыновей на экскурсию по своей клинике, не представлял детям пациентов, хотя и занимался впоследствии частной практикой на дому.
Но Дэвиду так нравилось сгущать вокруг себя атмосферу таинственности и посвященности!
Не тогда ли он впервые неосознанно почувствовал вкус к игре в другого человека? И, надо сказать, получалось у него очень убедительно — окруженный приятелями, толстячок Дэвид закладывал одну руку за полу жилетки, другой совершенно по-взрослому поправлял очки и бросал двусмысленные фразы:
— Папа мечтает, чтобы и я стал гинекологом. Учит меня понемногу. Сижу на его приемах, наблюдаю...
Возможно, на генетическом уровне Дэвиду передалось от отца не только кредо «спасать женщин!», но и безмерное к ним уважение, готовность идти на помощь в любое время суток, твердая уверенность — женщинам всегда нужна поддержка, они вечно недомогают, они слишком слабенькие.
Впрочем, именно так отец всегда относился не только к пациенткам, но и к своей обожаемой жене Джоан. Дэвид помнит, как папа однажды раскрыл ему с братьями «основную тайну» счастливого и долговечного брака: «Я сказал вашей маме еще до свадьбы: давай-ка сразу договоримся, что во всем всегда буду виноват я. И конфликтов у нас по этой причине не должно быть. Она согласилась, и… мы прожили с ней полвека в согласии!»
Неудивительно, что у всех братьев Суше такие прочные семейные узы. Правда, супруги часто укоряют их за подчеркнуто снисходительное к ним отношение, как к болезненным детям. Жена Дэвида, актриса Шила Феррис, сетовала в разговоре с журналистами: «Я могу позволить себе любую безумную покупку, нервный срыв и театральную истерику по поводу остывшего глинтвейна. Дэвид смотрит на меня с умилением, одобряя все: да-да, можно-можно, ты же у меня такая замечательная!»
Вот почему в левой части страницы, анализируя первый факт своей биографии, Дэвид написал: «Вечно женат».
