Только что выпущенная из театральной школы девочка, которой он, премьер Малого театра, покровительствовал, не давая старшим товаркам сожрать дебютантку, превратилась в очаровательную женщину, но его ухаживания по-прежнему оставались безуспешными. У Прасковьи Куликовой была не только хорошенькая, но и ясная головка, она понимала, что роман с женатым артистом наделает много шума, что Мочалов слишком ярок и необуздан. А Илья Орлов был солидным человеком, к тому же дворянином. До того как сделать ей предложение, он часто бывал у них в доме, и Прасковья с младшей сестрой звали его «дедушкой». Жених был стар, некрасив и глуп, но она пошла за него, рассудив: за Ильей Васильевичем она будет как за каменной стеной, а ко всему остальному можно притерпеться.
Мочалов ухаживал за Парашей и после свадьбы, вторым записным ее кавалером стал его друг, гусарский полковник, красавец и богач Николай Беклемишев. Они привозили ей букеты и провожали после спектаклей, сдавая с рук на руки грозно сопящему мужу. Потом друзья ехали на Тверскую, в дом Беклемишева — пили до утра и спорили о том, кто из них больше влюблен...
Ямщик настегивал лошадей, сани Мочалова мчались в Москву. Лошади Орловых тем временем мерно трусили по снежной дороге: муж похрапывал, а Прасковья вспоминала, как Мочалов играл на ее бенефисе. Пьеса «Майко» была написана на грузинскую тему: она играла невинную девушку, он — ее похитителя, злого князя Вахтанга. И все бы хорошо, но перед спектаклем Мочалов сорвался и запил. Она примчалась к нему, уговорила играть, он вышел на сцену пошатываясь, едва различая, где право, где лево…
А когда открыл рот, зал замер не дыша: в голосе артиста было столько огня и силы, что он звучал как волшебная музыка. Вот только слова разобрать было нельзя, и театральные завсегдатаи решили, что драматург написал монолог по-грузински — ему-де хотелось показать красоту и страстность этого языка. К следующей сцене Мочалов опомнился и заговорил по-человечески, бенефис Орловой прошел с огромным успехом.
Сейчас Прасковья размышляла о том, что бросило его в разгул, — она ведь помнила Мочалова совсем другим. А он тем временем допивал последнюю бутылку шампанского и кричал ямщику:
— Гони быстрей!
Ему казалось, что сани стоят на месте.
Родители Мочалова жили чинно, бережливо и тихо: перед обедом отец выпивал рюмку водки, пьяным его никто никогда не видел. Они с матерью были актерами — в молодости состояли в крепостной Демидовской труппе, а потом их выкупили для Малого театра. Отец получал полторы тысячи серебром в год, а хорошо сшитые сапоги в те годы стоили три рубля, корову можно было купить за двадцать. Благополучие семьи рухнуло после войны с Наполеоном — в 1812 году из Москвы они бежали в чем были. Вернулись на пепелище, ютились по чужим углам, но продолжалось это недолго: в его сестру Машу, тоже актрису, влюбился знаменитый московский миллионер Кожевников. Вскоре у Маши появились дом в Филипповском переулке и роскошный выезд. Потом и родители перебрались в собственный домик, крепче и просторнее сгоревшего, а сына отдали в пансион. На улице Пашка дрался с мальчишками, обзывавшими его сестру дрянными словами.
Когда Маша к ним приезжала, те же мальчишки глазели на нее, восхищенно разинув рты: в боках черной лакированной кареты отражалось солнце, кони рыли копытами землю, кучер в шапке с павлиньим пером грозно щелкал кнутом. Маша выходила, и ему казалось, что сестра в дорогом шелковом платье похожа на райскую птицу. После одного из таких визитов он спросил у матери, правда ли, что Маша гулящая, и та тут же отвесила ему звонкую оплеуху:
— Она пожертвовала собой для нас, мы все должны целовать ей ноги!
Потом успокоилась и сказала, что об актерах вечно говорят мерзости и на это не надо обращать внимания.
— …Во время войны, после бегства из Москвы, в Лосином заводе, узнав, что мы играем на сцене, никто не хотел сдавать нам жилье.
Для этих людей твои отец и мать были хуже воров. Но мы куда выше простых людей. На сцене мы боги…
Он запомнил это на всю жизнь.
Ямщик, услышав, как за его спиной ужасный голос спрашивает: «Быть или не быть? Вот в чем вопрос!», вздрогнул, перекрестился и даже начал различать дорогу — от неожиданности с него аж хмель соскочил. Гамлет был коронной ролью Мочалова, в ней он преображался: маленький невзрачный человечек становился выше ростом, от него исходила магнетическая сила — голос актера заставлял зрителей вжиматься в кресла. Это было настоящее волшебство, хоть поначалу, когда он только начал играть в Малом, больших ролей ему не давали.
