Девушки из группы смотрели на него с неподдельным восхищением, а он, чувствуя, какой эффект производит, кривлялся изо всех сил. Пожонглировал помидорами, добродушно потрепал бутылку вина и состроил страшную рожу при виде кувшина с прохладным лимонадом. Из-под коротковатой футболки с надписью Sweet cat виднелся пухлый живот, но сей факт, как и прочие неряшливые детали одежды и внешности, казалось бы, совершенно не смущал Филиппа. Он был таким, каким был, и чувствовал себя отлично. Жюли завороженно следила за молодым мужчиной. Как видно, судьба предначертала ей влюбиться не в короля, а в шута… Схватив поднос и обведя зал глазами, Филипп сразу же обратил внимание на Жюли — она сидела напряженно выпрямившись и сверлила его глазами.
— К тебе можно?
— на всякий случай поинтересовался он.
Она кивнула. В другой раз она наверняка отвесила бы шуточку, ведь Жюли всегда нравилось дразнить парней, но сейчас язык точно присох, а лицо и уши пылали. Филипп, казалось, не замечал произведенного им эффекта и болтал без умолку. Смеялся, ронял приборы на пол, почему-то яростно чесал за ухом и нервно сражался с закрывавшими глаза длинными прядями волос. А еще он перевернул лимонад и в довершение ко всему поперхнулся. Да так, что Жюли пришлось вскочить и дубасить его по спине изо всех сил.
Расстаться они уже не смогли. Тем же вечером, усадив девушку на свой тарахтящий мопед, он повез ее к себе, на тихую улицу Ласепед.
…Пронюхавшие об их романе журналисты торжествовали — даже странно, что эти двое сумасшедших так долго не могли найти друг друга!
Теперь каждое появление комического дуэта на публике превращалось в шоу — Филипп, отрастивший тоненькие усики, в красных панталонах в клеточку и помахивавший желтой тростью с насаженным на нее ананасом, и Жюли в деревенском платьице, с корзинкой вместо дамской сумочки и вплетенными в длинные светлые волосы свежими ромашками.
Они мгновенно попадали в центр всеобщего внимания.
В пухлом Филиппе все казалось вызывающим, нелепым и смешным. Особенно его забавные истории, то ли правдивые, то ли выдуманные, которыми он веселил подругу.
Ему, например, никогда не нравилась его настоящая фамилия — Бланшар, в которой угадывались разные вариации значения слова «белёсый». А поскольку юношей он был влюблен в Катрин Денев, решил, что артистический псевдоним с ее именем будет звучать намного достойнее. А то Филипп Беленький-бледненький-выбеленный производил совсем уж глупое впечатление.
Удивительно, но, будучи отчаянным сорванцом, двоечником и задирой, Филипп исправно посещал церковную школу (его отец был священником), и родители надеялись, что сын посвятит свою жизнь служению богу. Но бурный темперамент, сочинительство озорных песен и аншлаги на дворовых концертах провинциального городка Шантонне окончательно сбили его с пути истинного. Филипп заявил, что категорически не желает быть священником и вообще планирует незамедлительно отправиться в самостоятельное плавание.
Но до того, как стать звездой, он где только не работал — крутил кино в передвижном кинотеатре, вел передачи на какой-то маленькой радиостанции, работал на бойне Сен-Фюльжен в качестве «чистильщика пола от крови и внутренностей», служил курьером в компании Citroen и учителем физкультуры в сельскохозяйственном лицее.
А потом он собрал свою группу, выпустил дебютный альбом «Китайские свадьбы» и…
объявил себя музыкальным деятелем, работающим в стиле «смехо-поп». Критики называли его «Монти Пайтон по-французски» — за черный юмор, необычные образы и необузданный полет фантазии. В своих клипах он взрывал банки с вареньем, переодевался в английскую королеву, рисовал на лысых затылках музыкантов лица — так, что казалось, будто те играют на своих гитарах, держа их за спинами.
Девушки были без ума от «уморительного толстячка», вешались ему на шею, а он без разбора женился—разводился—рожал детей—крутил романы. А еще у него дома был платяной шкаф, в котором хранилась одежда умерших клоунов. Да-да, Филипп специально разыскивал таковую в костюмерных цирка и на блошиных рынках.
…Рядом с Филиппом Жюли постоянно смеялась. Ей нравилось, что жизнь вдруг превратилась в сплошной праздник — даже завтрак вдвоем был похож на маленькое представление. Филипп разговаривал с круассаном, отчитывая его за не слишком хрустящие бока, журил горячий кофе за горький нрав и «назло ему» насыпал сразу три ложки сахарного песка.
