А тот позволял себе не только признаваться мне в своих грешках, да еще и задавал прямые вопросы: «Эй, ну как ты со своей подружкой… сколько раз за ночь?» Что мне было отвечать? Глаза его горели озорным огоньком, щеки краснели. Ему было явно очень любопытно. Я обычно что-то мычал в ответ, вел себя по-дурацки, а он, видя мое смущение, лишь посмеивался…
Вот и насчет Монро я предпочел промолчать, однако дед не унимался: «Ты, верно, не в курсе, что у меня с ней было?»
Я не в курсе? Он что, издевается? Весь мир знал, что он переспал с Монро. «Да нет, в курсе…» — ответил я. «А вот я тебе сейчас расскажу, как все было на самом деле. Видишь ли, малыш, в начале наших отношений я совсем ее не хотел… то есть меня не очень интересовала эта возможность.
Она сама навязалась».
Ну все, заладил, подумал я... Рассказывая о своих бывших романах и связях, дедушка почему-то всегда рисовал себя пассивным предметом вожделения. Будто женщины всегда вешались на него чуть ли не с ультиматумом, и ему ничего не оставалось, как нехотя их иметь. «То есть, — вежливо переспросил я, — Мэрилин первая тебя склеила?» Он самодовольно улыбнулся. Потом слегка пожал плечиком, явно выражая свое бессилие перед волей небес: «Сама. Нас с Симоной поселили в соседнем с Мэрилин бунгало. И как-то вечером, когда я возвращался со съемок «Займемся любовью» (голливудский фильм, в котором Монтан играл вместе с Монро. Актриса, кстати, в то время состояла в браке с писателем Артуром Миллером. — Прим. авт.), решил заглянуть к ней, проведать — она в тот день сказалась больной.
Честно — просто так, по-дружески. Она же моя коллега по работе. В ее доме все было белым — стены, мебель, гардины… и она в нем прекрасно смотрелась со своими светлыми волосами. Так вот. Захожу, а она лежит в белом прозрачном пеньюаре на постели и вздыхает. «Are you sick, baby?» (Ты больна, крошка?), — спросил я. Она ответила, что у нее лихорадка, и попросила подать стакан воды. Сходил на кухню, принес. Бедняжка выглядела такой жалкой, прямо умирающей! Тогда я сел на кровать, взял ее за руку и спросил, чем еще могу помочь. Мы немного поговорили, и я засобирался уходить… решив лишь поцеловать ее на прощание. Ничего особенного, дежурный поцелуй… Но так получилось, что мы уже не смогли остановиться и занялись любовью.
Монтан замолчал, воцарилась пауза. «И… как она?» — спрашиваю, чтобы хоть что-то спросить. — «Так. Не очень хорошая фигура. Да — красивые груди, но вот остальное…» — «Ты был в нее влюблен?» — «Нет! Нисколько! И вообще, эта история имела много негативных последствий для меня и…»
Он запнулся, а я не осмелился выспрашивать дальше. Нам обоим было ясно, о ком мы подумали в эти мгновения. О Симоне. Помедлив, он нервно выпалил: «Это на публике твоя бабушка произносила красивые фразы: «Вы знаете мужчин, которые устояли бы перед Монро?» В реальной жизни она не такая великодушная… и между нами все складывалось очень напряженно. Мне вообще было с ней очень трудно...»
Он замолчал. Веселье и задорный тон мгновенно улетучились при упоминании Симоны.
Да и я сидел и думал только о ней…
— Вам было 14 лет, когда не стало Симоны Синьоре. Вы запомнили ее?
— К счастью — да. Мало того, нам удалось крепко подружиться. И для меня потеря бабушки-друга, случившаяся в хрупком переходном возрасте, стала настоящей трагедией.
Долго пытался вспомнить — когда же видел ее в последний раз и каким он был, тот последний раз. Я проводил все летние каникулы в местечке Отей, в огромном доме бабушки. Конечно, мне было скучновато торчать в провинции, без парижских приятелей, школы, озорства… Но там, в Отейе, я будто попадал в совершенно иное измерение. Спокойствие старого сада нарушал лишь шум шагов по гравию… В то наше последнее лето, помню, бабушка просила меня читать вслух главы только что опубликованного ее романа «Прощай, Володя».
Я отчаянно скучал, но старался, бубня, не упускать нити повествования, чтобы отвечать на въедливые вопросы автора: понравился ли мне этот герой, понял ли я подтекст той или иной фразы… Конечно, она видела мое бестолковое лицо, но упорно просила продолжать чтение: «Знаешь, я не хочу, чтобы ты придуривался и лоботрясничал, как остальные мальчишки. Послушай! Пусть хотя бы моя книжка будет единственной, которую ты прочтешь за всю свою жизнь…»
Лето закончилось, я засобирался домой, нам оставалось дочитать еще страниц пятьдесят. Помню, когда уезжал, она ласково поворошила мне волосы, поцеловала: «Ну, пока. Увидимся!..» Это было наше прощальное лето, лето 1985 года...
