Не понимая, что только подливает масла в огонь, мама пыталась меня утешать. Говорила: «Есть масса занятий помимо этого дурацкого фигурного катания. Перестань. Ты еще такая молоденькая». Дома я легла на кровать, отвернулась к стене и пролежала так… три месяца. Удар был страшным. Сейчас сама удивляюсь, как с моим-то характером меня это так могло подкосить? Я злилась на маму. Потому что она ничего не предпринимала. Мне казалось, что я умираю, а она меня успокаивает сладкими таблетками, которые лишь чуть-чуть скрасят мой конец! Я не понимала и не узнавала ее. Знаете, в советское время с хорошим спортинвентарем дело обстояло не очень, и однажды мне выдали коньки, ботинки которых были тесноваты. У мамы размер ноги на один больше моего, так она налила внутрь их водки, надела и пыталась перемещаться по квартире.
Мучилась, но ходила! Ночами шила костюмы. Да и вообще, если б не она, никакой спортсменки из меня не вышло бы. А тут вроде как сдалась, смирилась и уговаривала меня поступить так же… А я злилась на нее и на весь белый свет. Это было несправедливо! Ну не могло со мной так получиться, и все!.. Впервые за много лет вылетев из тренинга, я с ходу растолстела. Депрессия проходила медленно, но и она закончилась. Спасибо моим первым наставникам: Ирина Евгеньевна взялась устроить меня к другому тренеру, а Елена Германовна с просьбой, чтобы в ЦСКА об этом не узнала ни одна живая душа, отдала мне свои коньки. Вернувшись на лед, я поняла, как много потеряла, и кинулась наверстывать. Не зря говорят: все, что нас не убивает, делает сильнее. Вместе со льдом в жизнь возвратились смысл и понимание, что есть моя самая мощная любовь…
Остальной мир, тот, что за пределами бортиков катка, конечно, не представлялся каким-то уж совершенно непонятным, но разбиралась я в нем постольку-поскольку.
Мне и разглядеть-то толком его было некогда! Пока девчонки-ровесницы бегали на свидания и учились целоваться на последних рядах кинотеатров, я летала с тренировок на соревнования и обратно. Оторванность от обычной жизни потом не раз выйдет мне боком.
У фигуристов-парников любовь чаще всего в рамках оной пары и возникает. Наставники, как правило, только способствуют — мол, посмотри, какой он, наш Вася, он и думает как ты, и жить вы будете долго и счастливо. Влюбленные парочки катаются эмоциональнее и результативнее. У одиночников все наоборот, начиная с тренерской позиции до собственного ощущения в пространстве.
Очень индивидуальный вид спорта. Надо концентрироваться на себе и только на себе. «Что ты плачешь? Вася в аэропорту остался? Нашла время!» — иными словами, нечего пудрить мозги перед ответственными стартами! Со временем этот индивидуализм просто в кровь проникает! В самом начале моего пути в спорте лучшие тренеры ЦСКА звали меня встать в пару с каким-нибудь из их оболтусов. Маленькая, бесстрашная, прыгать обожаю, не без способностей — идеальная девочка для парного катания. Станислав Лианович, который работал с Катей Гордеевой, через день приходил меня заманивать. «Ирин Геньгеньевна, — тараторила я. — Не отдавайте меня им, пожалуйста! Этот их (в смысле мальчик) упадет, а мне отвечай потом?!» Годам к двенадцати я и вовсе начала с важным видом заявлять, что парников-чемпионов у нас как кур нерезаных, а одиночницы — чемпионки мира нет.
Вот я ей и стану! (Мы дружим с Мариной Анисиной, и иногда в разговоре я сокрушаюсь, что низко планку тогда заявила. Хотела быть чемпионкой мира — получи! А Анисина мечтала о победе на Олимпиаде, и тоже ведь свезло! Главное — мечтать о правильном.) Иными словами, подводила под сложившееся научную платформу.
Пока я серьезно тренировалась и выступала, с личной жизнью ничего не получилась. Слишком концентрировалась на себе ненаглядной. Влюблялась, конечно, но… Когда я встретила Сергея, с опытом у меня по-прежнему было негусто. Познакомились мы в первом в Москве Макдоналдсе на Пушкинской. Я отправилась туда с подружкой. В кармане пусто, но мы решили, что один раз живем и просто обязаны прогулять там последнее!
