В то время как они с Эми встретились, он уже был наркодилером со стажем. Впрочем, когда девушка узнала подробности жизни своего дружка, он все равно остался в ее глазах героем, вполне ей под стать, бунтарем, дикарем — в общем, совершенно в ее вкусе.
— Знаешь, кто я? — полюбопытствовала Эми при первом знакомстве.
Ясно, этот болван кивнул головой:
— Зуб даю, знаю.
Это было его любимое выражение. Набрехал, конечно, — он впервые тогда услышал ее имя. Когда Джульетт шепнула ему, что подруга — знаменитая певица, Блейк решил, что Эми какая-нибудь цыпочка из стрип-клуба, строящая из себя звезду. Представить, что девчонка-маломерка в потертых джинсах собирает тысячные залы, у него не хватило воображения.
Эми рассказывала, как они в первый раз решили прошвырнуться с Блейком по Стрэнду — за ними следовала толпа фотографов, и щелк-щелк со всех сторон. Она-то к этому привыкла, а он просто ошалел: «Ты чего, в самом деле такая крутая?»
Блейка поначалу бесило, что Эми всюду поет, он этого даже стеснялся, а для нее это с раннего детства было совершенно естественно — Эми родилась певчей птицей. В школе все слушали учителя, а Эми, заскучав, внезапно начинала петь, и объяснить ей, почему на уроке этого делать нельзя, было невозможно — педагоги от нее просто плакали. Первое время Блейк пытался отучить свою подружку от этой «вредной привычки» — достала она его! Заходишь с девчонкой в супермаркет, она выбирает помидоры и при этом во весь голос поет; в баре поет, в ванной поет, за столом поет, в постели поет!
«Я почувствовал, что влип. С ней надо что-то делать!» — заявил он в своем первом интервью.
«Вот бы сразу и валил от нее подальше!» — думал Митчелл Уайнхаус, снова и снова прокручивая в голове короткую жизнь своей дочери. Собственно, привычку петь Эми переняла у отца. Жизнь заставила Митчелла крутить баранку такси, но в душе он всегда оставался музыкантом: много ли найдется таксистов, которые всю дорогу поют клиентам песни из репертуара Фрэнка Синатры и Колрейна? Дома Митчелл тоже любил попеть, чем страшно раздражал жену Дженис и сына Алекса. Мать Эми работала фармацевтом, у нее были вполне приземленные интересы: придя домой с работы, ей хотелось тишины, а тут такое певчее семейство. Поэтому Эми, не находя понимания у матери, часто сбегала на соседнюю улицу к бабушке Синтии.
Бабушку Эми боготворила, ее имя стало первой татуировкой, которую девчонка сделала себе в 12 лет. Синтия поощряла все выходки внучки, позволяла ей прогуливать школу, пила с ней пиво, расхваливала ее первые песни. Мать Митчелла в свое время сама принадлежала к лондонской богеме, прожив много лет со знаменитым британским джазменом Ронни Скоттом.
Может, все сложилось бы иначе, если бы Митчелл не ушел из семьи, когда Эми исполнилось девять. Но он полюбил другую женщину — так часто случается. Ради детей он поселился с новой женой по соседству, почти ежедневно навещал Эми и Алекса, пока дочь не заявила, что он не обязан таскаться к ним, как на работу! Может, Эми выросла такой дикой потому, что его постоянно не было рядом?
В десять лет дочка организовала со своей закадычной подружкой Джульетт Эшли рэп-группу под названием Sweet ‘n’ Sour, вместо уроков они устраивали репетиции в женском туалете, и их невозможно было загнать в класс.
Однажды Эми застукали на месте преступления — она собиралась бросить в актовый зал горящую газету, чтобы поджечь ненавистную школу. Ясное дело, ее исключили. Тогда она нашла по объявлению знаменитую театральную школу Сильвии Янг, между прочим, весьма престижное в Лондоне заведение, выпускающее артистов-исполнителей разных жанров. На экзамене Эми легко обошла сотню претендентов, ее сильное контральто оказалось вне конкуренции. Но зачем ее снова заперли в такие же, как раньше, тюремные классы зубрить математику? Она весь урок могла препираться с учителем, доказывая, что прекрасно обойдется без уравнений, для жизни ей вполне достаточно калькулятора в мобильнике!
