И тут она терялась: как себя вести с дочкой-подростком?
И опять вспомнилось мамино: «Какие же мы разные с моей дочерью…»
А тут еще я учудила — в восемнадцать замуж собралась за своего ровесника. Мама переживала, придирчиво расспрашивала: кто он? Не обижает ли? Чем собирается заниматься? Пыталась по моим ответам понять: достоин ли жених моей руки. Ясно дело, боялась, как бы ее дочку не обманули…
Самое смешное, что выглядел мой жених гораздо старше маминого мужа. За большие пшеничные усы мама с Костей прозвали его Саша-белогвардеец. Мама как-то о Саше сказала: «Маша красавцев любит. Молодец!» Хоть в этом с ней сошлись...
Свадьбу гуляли в «Национале». Мама подарила мне кольцо с бриллиантом. Это единственное, что у меня осталось от нее на память…
Я вышла замуж и стала Марией Королевой, навсегда сняв с себя груз знаменитой фамилии. И это на какое-то время спасло меня от любопытных взглядов. Я человек не публичный и не люблю быть на виду. Стоило кому-то узнать, что я дочка Гурченко, как тут же сыпались вопросы: «Ой, а какая она?», «А правда, что у вашей мамы был мужем такой-то?»
Жили мы, слава богу, отдельно. В дни рождения, Новый год встречались за одним столом, но особой дружбы между зятем и тещей не было. Сыном (как она хотела) Саша так ей и не стал. «Быть сыном» — это означало делать все, как она любит, говорить то, что она хочет слышать. Мама часто повторяла: «Маша, мы с тобой одна семья.
А Саша… он обязан нам то-то и то-то…» Сейчас разные слухи ходят о том, о каком зяте она мечтала. Я даже слышала, что мама хотела выдать меня замуж за Никиту Михалкова…
Да, не оправдала я маминых надежд. И вышла не за того, и после школы по материнским стопам не пошла. Выбрала профессию медицинской сестры. Год проработала в детской онкологической больнице. А потом родила двоих детей, и моя профессия поменялась — стала просто домохозяйкой…
Дети у меня погодки. Марк — сентябрьский, а Ленка — ноябрьская.
О том, что я родила мальчика, первым узнал Костя. Радостный, побежал с этой вестью к Люсе. Она принимала ванну. Костя забарабанил ей в дверь: «У нас родился мальчик!» Она вскрикнула: «Марк!»
— и заплакала. У меня и не спрашивали, как называть детей, — конечно, в честь родителей мамы: Елены Александровны и Марка Гавриловича.
Когда через год пришла пора рожать Ленку, Саши в этот момент не было дома. Звоню Косте: «Папа, срочно приезжай!» А у них были гости. Но они с Лелей мигом примчались. Бабушка осталась дома с маленьким Марком, а меня Костя погрузил в машину и повез в роддом. Вдруг машина резко затормозила на светофоре. «Ой! Я, кажется, рожаю!» — застонала я. У Кости аж руки затряслись: «Вон там «скорая» стоит. Может, туда тебя пересадим?» — «Мне с тобой спокойнее. Только поезжай быстрее!»
Родила в тот же вечер. Меня вывезли на каталке в коридор. «Мне бы домой позвонить… Муж волнуется», — говорю нянечке.
Она, не долго думая, подкатывает каталку к ординаторской. — «Саш, у нас девка!» Он передает трубку бабушке: «Маша, ты что, уже встаешь? Тебе же нельзя! А ты Люсе позвонила?» — «Нет еще…» Через два дня звоню домой, а мне говорят: «С Еленой Александровной тебя!» А я так хотела назвать дочку Катюшей…
Мы с мужем и детьми жили в бабушкиной квартире. Когда-то они с дедушкой обменяли свою двухкомнатную в Харькове на две комнаты в московской коммуналке. После смерти дедушки мы сделали с бабушкой родственный обмен — она переехала к маме, а мы получили ее метры…
Когда Марк и Лена приезжали к маме, она очень радовалась. Марком Костя занимался, а Леной — Люся. Иногда мама с Костей забирали детей на выходные.
Мама всегда дарила внукам подарки: Лене — платьица, Марку — игрушки.
Однажды привезла Лене из Германии платье с короткой юбкой, она ей чуть попу прикрывала. А Ленке-то уже лет двенадцать было. Она примерила платье, вижу: замялась. Мама очень расстроилась, что ее подарок не понравился. Я утешаю: «Мам, ты не переживай. Разберемся. Ленка платье с брюками будет носить». Но она все равно вышла из положения по-своему и отдала Лене свою норковую шубу и зимние сапоги. Как говорится, на вырост.
Прошло месяца полтора. Мы не виделись: то мама на гастроли уезжала, то бабуля приболела. Звоню в очередной раз и натыкаюсь на мамину обиду: «Ты, оказывается, меркантильная! Шубу получила, и мать уже не нужна».
