Слово «спячка» грубое, но только оно тут и подходит. Понимала, что не дело это, но как теперь все поменять?.. Протянули мы с Колькой шестнадцать лет, что, безусловно, много, особенно для актерской семьи. А сколько раз я пыталась все закончить! Так и говорила: «Уйди, Попков! Ведь где-то же ходит твоя женщина! »Не уходил. От героя из романа Хемингуэя до полного неприятия дошло. Как дело к ночи, так у меня сначала неосознанно, а потом уж и по плану срочно находились занятия — постирать срочно надо, приготовить что-то. Женщины знают, как это бывает. Я была с мужем, но не чувствовала, что замужем.
Настоящей отдушиной были поездки к сыну, который до школы почти постоянно жил у бабушки с дедушкой в Свердловске. Друзья знали: лучшее лекарство от душевных невзгод для Егоровой — билет на самолет.
Вылетаешь в ночь. Прилетаешь — сын уже спит. И вот сижу, не смея погладить по головке, чтобы не разбудить. Знаете, я нюхала его, как кошка котят, вдыхала запах, стараясь закрепить в памяти каждую его клеточку. Когда перерывы в общении случались долгими, Сашуля начинал отчаянно меня стесняться. Что это за тетка и как с ней себя вести? Смущенно улыбался и пытался куда-то спрятаться. Сейчас я очень жалею, что так сложилось. Прервалась пуповинная связь… Но по-другому не выходило, работа в разъездах, я очень плотно тогда снималась. Забрать его в Москву, где нет родственников, — тоже не выход. Тешила себя тем, что мальчик мой живет у беззаветно любящих его бабушки и дедушки.
— Каким был ваш сын?
— Солнечным! Кстати, он говорил не «солнышко», а «слонышко». Правда, здорово? Хорошенький! Артистичный! Снимался со мной в кино, сам потом озвучивал абсолютно органично, что детям в общем-то несвойственно. Однажды все вместе поехали в Ялту. Сашуля только научился плавать и очень боялся уйти от берега. Я в воде. Зову-зову, а он не решается. И тогда Коля столкнул его с пирса. Сашка плывет и орет на всю округу: «Люди добрые! Помогите! Родители погубить хотят!» Народ хохотал до слез. Рисовать любил. До сих пор храню портрет, где я с голубыми волосами. Почему-то он решил изобразить меня Мальвиной.
Вторым спасением была сцена. По окончании Школы-студии играла в Новом драматическом театре, много снималась… и у хороших режиссеров тоже, была приглашена во МХАТ, а позже в «Современник».
Странно, но моя закомплексованность и вечное желание дистанцироваться даже со временем никуда не делись. Недолюбленность в детстве сказывается. Я не умела (и до сих пор не научилась) как-то поддерживать отношения. Вот такой я и появилась на пороге МХАТа. И вдруг… «Здравствуйте, здравствуйте, — и Лена Майорова уверенно шагнула мне навстречу. — Мне так нравятся твои работы!» Я и ахнуть не успела, не то что дистанцироваться! Это потом узнала, что она человек вне времени, легко ладивший и с «взрослыми» артистками, и с начинающими. Любые, даже не самые приятные вещи вызывали у нее жизнерадостный и громогласный хохот. Я так и осталась бы в сторонке, не втащи меня Лена в этот круг. Потом мы часто играли в паре, в одном купе ездили на гастроли. Мне не хочется произносить слово «подружились», потому что в майоровские друзья теперь лезут все, кому не лень.
Общались. И именно ей я рассказала случай с Ией Сергеевной Саввиной, который в моем сознании уже успел раздуться до масштабов личной катастрофы. «Ахах… — Привычно загоготала Ленка. — Она и со мной такое проделывала!» А суть была вот в чем. Ия Сергеевна, потрясающая актриса и замечательный партнер, имела слабость устраивать тесты новеньким артисткам. Для чего — не знаю. Может, в ее глазах это выглядело как некое боевое крещение. Или ей было просто любопытно, что я собой представляю, отвечу или нет? Репетиция. Я произношу свои слова, и вдруг — просто трехэтажное шипение из уст утонченной Саввиной. Я испугалась, думала, «наступила» на чужую реплику. Промолчала. Хотя обидно ужасно. Так было не раз и не два.
И вот гастроли в Германии. Спектакль «Московский хор», она — свекровь, я — невестка. Надо заметить, несмотря на располагающие к скандалу роли, мы с Ией Сергеевной много раз уже его отыграли и вели себя смирно. Казалось бы — чего уж теперь… Весь наш артистический народ убежал прибарахляться, на сцене четверо — Таня Лаврова, Саввина, я и Олег Ефремов. Кроме того, в постановку обычно приглашался местный хор, так что немецкие музыканты тоже присутствовали… К нам повышенное внимание — все-таки МХАТ. И тут Саввина начала меня дергать, командовать. Мол, не туда встала, не так села и все это, как мне показалось, «на публику». Боже, как мы с ней сцепились! Хотя нет, не так… Орала в основном я. Это были те же самые непереводимые на иностранный язык отборные национальные идиомы. За все прошедшие годы. Сергеевна обалдела.
