Как будто, Маршалл нес персональную ответственность за их нищенство и ее сбежавших мужчин. Казалось, она мечтала, чтобы мальчишки испарились, — тогда все ее проблемы разом разрешились бы. Не надо было бы выклянчивать чуть больше чаевых, воровать еду и доставать детскую одежду (бывало, мать срывала брюки и футболки, которые кто-то вешал сушить на балконах первых этажей). Убогость ее тяготила, но при этом мать упорно пыталась оставаться привлекательной. Видимо, мечтала о другой жизни. Маршалл знал, что она воровала косметику из сумочек посетительниц, выменивала у своих пьяных подруг старые платья и перешивала их на себя. А еще у нее над плитой висела открытка с изображением пляжа в Рио. И он не раз видел, как мать застывала с тарелкой или тряпкой в руке, рассматривая ее.
Но вместо Рио за окном царил бесконечный детройтский сезон дождей, направляющий грязные потоки к забывшим о вращении колесам их трейлера, который в следующий раз поедет разве что до конечной остановки на свалке. Даже уличный фонарь, у которого они припарковались, чтобы получать по вечерам дармовой свет, давно был вдребезги разбит бродягами.
Но и у Маршалла был свой личный ад под названием «школа Dort». По утрам на входе у него отбирали бутерброды и вытряхивали мелочь из карманов. На переменах в туалете мальчишку шпыняли так, что он либо падал лицом в унитаз, либо обливал себе одежду. Если же пытался вякать — черные ребята колотили его. Он знал, что раздражает всех цветом кожи, и наивно полагал: отдав последнее, сумеет задобрить врагов, и от него отстанут.
Так, когда у Маршалла появились новые кроссовки (подарок матери на день рождения) и мальчишки окружили его после уроков, он не стал дожидаться тумаков. Выскочив из кроссовок, Маршалл опрометью кинулся прочь босиком по усеянному всякой дрянью разбитому асфальту. Добежав до трейлера, остановился, ловя ртом воздух и пытаясь восстановить дыхание, и тут понял, что его никто не преследует.
Вернувшись на другой день туда, где его поймали, он нашел свою обувь на том же самом месте, влипшую в грязь и доверху наполненную водой: ночью шел дождь.
Однажды у подъезда школы его заклятый враг Жирный Кабан Ди Анджело Бейли отыскал хитро припрятанный в рюкзаке Мэзерса приготовленный матерью жалкий сэндвич.
Уловка вызвала приступ ярости — Бейли повалил Маршалла и принялся колотить головой о тротуар. Остановился, лишь когда у того потекла кровь из ушей. Прибежавшие на шум охранник и учителя вызвали «скорую помощь».
…Маршалл провел в коме пять дней. Едва врачи разрешили ему вставать, он с трудом сполз с кровати и, ковыляя, отправился в туалет. В пустом помещении с ослепительно белыми, будто продезинфицированными стенами было тихо. И лишь в зеркале над раковинами отражался похожий на скелет мальчик. Испачканные снятым гипсом темные волосы Маршалла слиплись, торчали в разные стороны и казались седыми. Тело было заштопано в нескольких местах и пестрело синяками, будто боевыми ранами. Получалось, он побывал на войне, только вот не сразу это понял. Через несколько дней его выпишут, предстоит вернуться в школу, где его вновь будут избивать.
А что еще, собственно, ему оставалось делать? Он же при всем желании не мог стать черным. И Маршалл решил, что больше не только никогда не вернется в старую школу, но и никому не позволит себя бить.
…Впрочем, на этот раз судьба решила наконец-то изменить его жизнь. Едва Маршалл вышел, как мать торжественно заявила, что получила работу в другом городе, договорилась о съемной квартире и они покидают Детройт прямо сейчас.
В новой школе его больше никто не трогал. То ли с детьми повезло, то ли Маршалл изменился. Теперь в ответ на любой косой взгляд в свою сторону, обидную реплику или мат он готов был наброситься на обидчика с кулаками. Один мальчик пустил было слух, что в прошлом Маршалла держали за сопляка, о которого все вытирали ноги, но быстро пожалел о сказанном.
Маршалл так его избил, что сплетнику наложили несколько швов.
После уроков Маршалл всегда возвращался домой, где не только кормил маленького брата, но и много писал в свой дневник — и вскоре это его увлекло. Вначале тексты были сплошными жалобами. Потом они превратились в мини-истории, стихи с блуждающей рифмой, спектакли... В мизансценах участвовали старые враги Маршалла во главе с Бейли. Они нападали — он защищался. В кульминационный момент он вынимал либо нож, либо тесак и лихо отправлял врага к праотцам.
В новой школе у Маршалла появились друзья. Так, однажды в столовой к нему крепко прижалась белокурая девчонка из младшего класса.
