Мама Мишеля Спады уехала во Францию с первой волной эмигрантов и осела. Он возглавлял отделение крупной туристической компании. В Москву приезжал по службе, и, кстати, долгое время я пребывала в уверенности, что мой новый знакомый — обычный москвич. Настолько был безупречен его русский. Симпатичный, начитанный, образованный — свободно владеет шестью языками! Я была покорена. Делать мне предложение руки и сердца Мишель, как положено, пришел в дом моих родителей. Алинка, давно не видевшая родного отца, а тут — тоже усы, высокий, в очках, — растерялась. А потом завопила: «Папа пришел!» — и повисла на его шее. Нас с ним это очень подкупило. Хотя замуж я вовсе не торопилась. Наученная горьким опытом, считала, что человека надо узнать как следует, прежде чем вручить в его руки свою и, главное, дочкину судьбу.
Прошел год, прежде чем Мишель услышал от меня «согласна».
У Алины в метрике значилась моя фамилия, и на следующий день после заключения брака муж ее удочерил, дав ей свою — Спада. Вроде бы обычное дело. Откуда пошел миф о том, что я требовала от Дунаевского официального отказа от дочери, не знаю. Как можно отказаться от того, чего не имеешь?.. Да и не виделись мы с ним к тому времени два года. Лукаво придумано, только вот зачем?
СССР мы с Мишелем покидали уже женатыми людьми, а Алина по документам, согласно французским законам, автоматически имела французское гражданство. Мы уехали, так и не попрощавшись с Максимом. Женя сказал мне: «Да не надо вам с ним прощаться, он ведь давно не интересуется дочкой.
Я сам ему скажу при случае о вашем отъезде».
За границей поначалу все складывалось хорошо, несмотря на то что мать Мишеля нас не приняла. Ей не понравилось, что сын женился без ее согласия, да еще и на большевичке, как она меня называла. Все, что было связано с ее бывшей ставшей социалистической родиной, вызывало раздражение, и я в первую очередь. А потом Мишель начал попивать. Видимо, сказывались русско-дворянские корни, как грустно шутила я. Когда он был трезв — лучше человека не найти: добрый и любящий муж и отец. Но алкоголь превращал его в монстра… На работе то и дело возникали проблемы. Вместо того чтобы вести переговоры, муж с клиентами зависал в ресторанах. За счет фирмы, естественно. В конце концов ему просто указали на дверь. Это ускорило развязку. Я тогда только устроилась на работу.
Утром уходила, а Мишель просыпался и, имея свободный день, начинал методично надираться… Стал раздражительным и агрессивным. Я пыталась бороться, искала медицинские пути выхода из проблемы… Но бесполезно. То, что начиналось с нескольких неудачных дней, превратилось в месяцы сплошных возлияний, в алкоголизм. Однажды я увидела у Алины ссадину, но она сказала, что ударилась сама. Потом еще одну. Когда я почувствовала неладное и потребовала от дочери объяснений, она расплакалась и рассказала, что папа (именно так она называла Мишеля) ее обижает. Мог толкнуть, ударить, схватить за волосы и всегда говорил: «Только попробуй рассказать маме, будет хуже и тебе, и ей». После моего объяснения с мужем мы с Алиной бежали через окно. Припертый к стенке Мишель в бешенстве крушил дом… Он прекрасно понимал: если я подам жалобу в суд, всплывет постыдная правда, во Франции права детей отстаивают очень жестко.
Сразу подключились педагоги школы, в которой дочь училась, врачи, психологи… Все мы сложно переживали эту историю. Я предпочла подать на развод, и это избавило Мишеля от ответственности за свои действия. Жаль, что Мишеля она не остановила. Спустя пару лет он повесился. Когда нам с Алиной об этом сообщили, рядом с нами находился… Максим Дунаевский.
Однако все по порядку. Когда мы сбежали от Мишеля, жизнь настала нелегкая. Зарплата у меня (Франция тяжело принимает приезжих) была маленькой. Ее едва хватало на аренду крохотной квартирки без мебели и кухонной плиты. Спали мы с дочерью на одолженных у соседей матрацах. Если бы мне раньше кто-то сказал, что я буду когда-нибудь так жить, не поверила бы…
