В Италию Орест Кипренский отправился в июне 1828 года от дома номер 34 графа Дмитрия Шереметева на набережной Фонтанки. Слуги уложили чемоданы, граф лично проверил, надежна ли карета, и дал ему в спутники своего крепостного человека — Матвей Постников учился у Кипренского рисунку.
Чемоданы привязали к козлам, кучер щелкал вожжами, горяча лошадей, а Кипренский все стоял у подножки, поглядывая то на реку, то на шереметевский дворец. Граф с ним уже простился и теперь не мог взять в толк, отчего Орест Адамович медлит.
Кипренский сжимал серебряный набалдашник трости, прощального подарка графа, и никак не решался сесть в карету и сказать кучеру: «Трогай!» Все было решено, он оставлял Петербург и отправлялся в погоню за призраком...
Орест Адамович понимал, сейчас происходит что-то чрезвычайно важное: едва ли ему суждено вернуться в Россию. За спиной останутся удачи и провалы, клевета, помощь доброжелателей... Горше всего оставлять друзей, которые сделали для него все, что могли. Что его ждет впереди? Сомнительные надежды на новый успех, борьба за заказы да девушка, видевшая его ребенком. Сейчас ей семнадцать, помнит ли она человека, пытавшегося ей помочь? Но назад дороги нет: он поклонился Шереметеву и сел в карету. Кипренский откинулся на сафьяновые подушки: граф был одним из его заказчиков, но со временем стал другом.
В своем дворце он оборудовал для художника мастерскую, благодаря помощи Дмитрия Николаевича Орест пережил немилость двора. Но это осталось в прошлом: выставка в Академии художеств имела успех, императрица заказала ему свой портрет. Можно бы жить припеваючи: рано или поздно его сделают академиком и наградят орденом. Да и за портреты платят хорошо, скоро он сможет прикупить именьице... Кипренский усмехнулся — да бог с ним, ничего это не нужно. Орден ему ни к чему, да и что он станет делать с имением? Главное, что в Италии его ждет счастье — Мариучча станет его женой, может, родит ему сына...
Карета выехала за узорчатые кованые ворота. Граф Шереметев, высокий юноша с простоватым, вовсе не аристократическим, лицом, пожал плечами.
Собратья-художники не зря прозвали Кипренского «безумным Орестом»: о выходках знаменитого живописца судачили не только в Петербурге, но и за границей.
В юности он, подающий большие надежды студент Академии художеств, бросился в ноги Павлу I и умолял отдать его в солдаты — как говорили, из-за несчастной любви. Покойный государь был большим любителем военной службы, но, к счастью, просьбе Кипренского не внял, и за свою дерзость тот отделался несколькими сутками ареста. Много позже, во время первой поездки в Италию, мастерскую Кипренского посетил король Баварии. Хозяина он не застал и оставил свою визитную карточку. День спустя Кипренский отправился к королю, но не стал добиваться аудиенции. Отдал лакею свою визитку, на которой написал: «Орест Кипренский, король художников».
Бешеное самомнение, непомерная гордыня — и при этом добрейшее сердце, готовность отдать малознакомому человеку последнюю рубашку. А какой у него талант!
Дмитрий Николаевич Шереметев, сын бывшей крепостной актрисы Параши Жемчуговой, был разумным человеком — он отговаривал Кипренского от путешествия в Италию. Его первый вояж вместо запланированных двух лет затянулся на семь, и все это время художник получал жалованье от благоволившей к нему императрицы: ни много ни мало пять тысяч рублей в год — почти в десять раз больше, чем собратья Ореста, отправленные за границу Академией! За это время он написал несколько прекрасных полотен и... вдрызг рассорился с властями. Престарелый Андрей Яковлевич Италинский, посол России в Риме, в своих депешах выставлял Кипренского каким-то чудовищем — видно, живописец очень его допек.
Секретарь императрицы велел художнику как можно скорее возвращаться домой, но вместо этого тот задержался еще на три года. Когда Кипренский наконец появился в Петербурге, встретили его весьма холодно — чтобы изменить отношение двора, потребовалось много времени и усилий друзей. И вот наконец лед сломан, царица его снова привечает, а он все бросает и уезжает в Италию — за нелепой мечтой.
— …Я прожил жизнь и не нашел никого по сердцу, но где-то в Италии есть та, кому мне посчастливилось помочь. Я помню ее и знаю, что она меня полюбит…
«Знаю, что полюбит! Где-то в Италии!» Никому из живущих там знакомых Кипренского так и не удалось найти эту Мариуччу — а ведь были задействованы все связи, помогал даже сам кардинал Бернетти, посол Святого престола при русском дворе, бывший губернатор Рима.
Куда едет этот безумный, опрометчивый человек?
Граф думал о том, увидит ли он еще когда-нибудь Кипренского, а его карета мягко катила по петербургским улицам, миновала центр города, выбралась на окраину и остановилась у городской заставы.
