Бабушка сварила невкусно? Бабушка сейчас приготовит новую…» С аппетитом у меня всегда было не очень, поэтому во время завтрака я в основном занималась тем, что надувала губы и возила ложкой по тарелке, размазывая кашу в различные узоры. Папа на все это посмотрел и, сдернув со стула, наподдал мне по попе: «Не нравится — не ешь!» Я обалдела от такого поворота… В детский сад меня отвели, к ужасу бабушки, некормленой. Вечером за мной пришел отец, которого там раньше никто не видел: «Я за Полиной Петренко». Естественно, воспитательница засомневалась, но зовет: «Полина, иди сюда, твой папа пришел». На что я радостно сообщила, что дядю этого впервые вижу. Воспитательница напряглась… Ух и злой потом был отец! «Она меня опозорила!» — жаловался отец бабушке.
После увольнения из запорожского театра папа поработал в русском театре в Жданове, а потом его принял в Театр им.
Ленсовета Игорь Владимиров. В вопросе обеспечения артиста Петренко жильем театр, правда, ему поспособствовать не мог. Попасть в Питер или Москву в те годы было крайне сложно. Приглашали на работу разве что ценных специалистов, коими артисты не считались по определению. Мама, человек активный, тут же развила бурную деятельность по решению нашей жилищной проблемы. Ей повезло найти ветерана, мечтающего переехать вместе со своей болезнью легких в Запорожье. Так мы обосновались в коммунальной квартире на Васильевском острове. Забегая вперед, скажу, что в итоге маминых усилий и обменов наша семья поселилась в хорошей квартире в районе, который и сейчас считается весьма престижным. Мама билась за наш быт. И вполне успешно. Но это произошло не сразу.
Родители крутились как белки в колесе и меня отправили на пятидневку. Мама поначалу устроилась в Малый оперный театр. Но карьера у нее не задалась, служить папе ей нравилось гораздо больше. Так и преподавала в музыкально-педагогическом училище (в котором впоследствии училась и я) и в училище имени Мусоргского.
Папу я обожала. Худшим наказанием было, если он говорил, что не берет меня с собой в театр. Это значило, что я не смогу вдыхать кулисную пыль и превесело лазать по декорациям, представляя себя путешественницей, попавшей в сказочную страну. Я смотрела ему в рот и любила до потери пульса, хотя Петренко — отец строгий. Когда мы жили в коммуналке, в нашей комнате, бывало, собирались гости. Сидят, выпивают, тут же я сплю…. Точнее, пытаюсь, но не получается — интересно же взрослых разглядывать.
Смотрю через ресницы, потом, осмелев, открываю глаза… «К стенке — и спать!» — папины команды выполнялись безоговорочно. Мы часто ездили с ним кататься на санках и лыжах в Павловск, Пушкин. Мама тягу к экстриму не разделяла и крайне редко выбиралась вместе с нами. Гора была очень крутой, я своему ребенку ни за что не разрешила бы на такую даже подняться… Да и папа почему-то сам спуститься не захотел. Зато меня посадил в финские санки, на полозья встал мамин племянник, и мы покатились. На полпути родственник свалился, а я полетела дальше, навстречу ледяному насту, который обычно покрывает речки в мороз. Упала. Половину лица тут же залило кровью — очень прилично ободралась. Поднимаю глаза — на вершине горы на корточках, обхватив голову, сидит папа… Думаю, испугался он тогда сильно.
Мама, когда меня увидела, пришла в ужас и все причитала: «Ты изуродовал ребенка!» Вообще папа часто придумывал развлечения, от которых сейчас, когда вспоминаю, кровь стынет в жилах. А тогда было очень даже весело. Однажды он заприметил на краю котлована всеми покинутый автокран. Не долго думая, приладил на крюк петлю из собственного шарфа. И я на ней качалась над огромной ямой. Это было ужасно смешно и здорово! Папа тоже смеялся и все сильнее раскачивал шарф... Я тогда была слишком мала, чтобы понимать, почему прохожие поглядывают на нашу игру с плохо скрываемым беспокойством.
На время зимних каникул папа всегда снимал домик в Комарове. Мама и туда с нами не ездила. Знаете, никогда у меня не было ощущения «мама, папа и я — счастливая семья», родители не воспринимались единым целым.
