А я в ответ не мог язык от нёба отлепить. Тогда казалось, что слова не важны (хотя с детства и писал стихи). Пусть, мол, поступки за меня говорят.
И в подтверждение повел свою Елену Ивановну в загс. Мы появились на пороге, как две белые вороны, одного цвета: я — в костюме, она — в платье. Невеста пришла в восторг от того, что у нее такой элегантный суженый, будто с набережной Рио-де-Жанейро выписали.
— Не все в честь семейной жизни траур надевают! — объяснил я, намекая на других женихов в черных фраках. И с тех пор завел традицию: на каждую нашу свадьбу покупал себе новый белый костюм.
Гулянье вышло затяжное, пригласили друзей — мы им частенько с тех пор давали повод собраться на наши «семейные торжества».
А вот родителей с обеих сторон не было. Моим далеко ехать, а у Елены Ивановны они уж больно стеснительные. Как-то пришел тесть дядя Ваня к нам в гости. Я ему Высоцкого поставил, он присел на стул и замер – не шелохнется. И смотрит на меня так, будто мифический герой спустился с киноэкрана. Люди простые ее воспитывали.
А у нас с Еленой Ивановной на момент знакомства за плечами уже было по разводу на стороне. Я с первой своей свадьбы вместо медового месяца на гастроли отправился — улетел от жены-художницы на вертолете с военного аэродрома Жуковский. Года два мы с ней прожили, отношения остались хорошие, а любовь угасла. И от Елены Ивановны я тут же стал по работе надолго отлучаться. Надеваю ботинки, а она в прихожей к косяку прижмется, смотрит с тоской, в руке пакетик с бутербродами…
Потом на грудь кидается в слезах: «На кого ж вы меня, Владимир Василич, бросаете?» Каждая разлука — «инфаркт миокарда». Я всю дорогу переживаю, прилечу по назначению — и в гостинице тут же домашний номер набираю… «Вы, что ли? — радуется Елена Ивановна. — А я уже думала, никогда не позвоните…» И могли так всю ночь трепаться, будто год не виделись: «У меня в Москве хорошая погода». — «А у нас в Хабаровске опять идут дожди». Только бы голос слышать. Весь семейный бюджет просаживали. А вернусь обратно — пару дней привыкаю к месту: забыл, как потолок в квартире выглядит. И жена на меня какими-то чужими, готовыми метнуть молнию, глазами смотрит:
— Опять влюбился?
Увлечения на съемочной площадке, конечно, не обошли меня стороной. Куда же без муз? Другое дело, что дальше воздыханий я свои чувства не отпускал. А какие «царицы» меня соблазняли! Хотя бы Джина Лоллобриджида… Нас на одном кинофестивале познакомил мой мастер Сергей Бондарчук. Появилась она на красной дорожке, покачивая бедрами, — королева! Идет — богиня! Подходит — чума! «Это мой ученик»,— приобнял ее за шикарную талию Сергей Федорович. Джина обволакивает меня взглядом и величаво протягивает ручку. А я понимаю: сожму — раздавлю, начну целовать — слюной изойду… В общем, колбасит меня так, что слова не вымолвить. А Джину от такого эффекта внутреннее удовольствие распирает.
— Что с тобой, в туалет хочешь? — пришел мне на помощь Бондарчук.
— Да-да, в туалет! — обрадовался я и выскользнул из-под чар Лоллобриджиды.
Потом на «Ленфильме» снимался первый российско-американский проект «Синяя птица». Иду по коридору: что это за стахановка в рваных джинсах с рабочими сигаретку смолит? А это Джейн Фонда!
— Сколько вы здесь получаете? — интересуется кинодива у пролетариев.
— 150 рублев.
— В день?
Дружный гогот. Фонда тут же затевает революцию: мчится к художнику картины, науськивает, чтоб тот писал забастовочные плакаты. В общем, красивая баба, но наивая — не поняла, куда приехала. Первый отдел всем втык дал за такие выступления.
Это ей хоть бы хны. Хвостом махнула — и в Америку.
А от причуд ее партнерши — Элизабет Тейлор весь «Ленфильм» вообще трещал по швам. На съемки она привезла с собой тридцать багажных мест, так что ее скарб не вмещал трехкомнатный люкс в гостинице «Ленинград». В нем специально прорубили стенку — сделали пятикомнатный номер. А она тем же вечером переела водки с блинами и весь его изгваздала. Утром появилась на площадке с синяками под глазами и с царственным видом пожаловалась: «У вас вода отравлена, еду в Лондон на процедуры». На русских мужчин она смотрела свысока, из-за плеча своего секьюрити. Но природа берет свое. Стала выяснять, можно ли ей доставить из США ценную бандероль — своего любовника. Даже это по тем временам было непросто, а тут новая деталь открылась: он на родине в тюрьме сидит!
На площадке Элизабет снималась только в своей одежде. И как-то посеяла пуговку с одной такой воздушной кофточки. Мы по всей киностудии перед ней на коленях ползали, искали… Еще Элизабет не выпускала из рук свою любимую собачку, больше похожую на крысу. А потом задумала отправить псину на родину самолетом. Мы, несмотря на достижения соотечественниц Белки и Стрелки, не представляли, как это осуществить. Не решившись взять на себя ответственность за безопасную транспортировку, замдиректора киностудии любезно приютил собачку Тейлор дома. Тем же вечером охранники актрисы занесли ему несколько ящиков с импортным сухим кормом и консервами. А в стране дефицит. На следующий день эти собачьи деликатесы были на каждом столе киностудии — «Ленфильм» пировал неделю!
Начну я дома подобные байки травить о легендах кинематографа — Елена Ивановна сначала хохочет, а потом резко в слезы: «Только о них и говорите, Владимир Василич!
