Иными словами, я попал внутрь собственного сценария, внутрь своего фильма.
В самый разгар съемок на мою голову свалилась еще одна неожиданность — я влюбился в Анни Жирардо. Таким образом, она стала третьей женщиной в моих и без того запутанных отношениях с женой и беременной подругой. Я вел тройную жизнь, метался от Анни к Жанин, от Жанин к Кристин и обратно. Все складывалось сложно и для Анни, ведь она была замужем за Ренато Сальваторе, растила дочь Джулию.
То, что Жирардо играла в моем фильме, она, как и я, переживала наяву, за кадром. Но не только Анни во время съемок говорила правду. Устами Ива Монтана в беседе с его экранной женой-Жирардо будто говорил я сам: «Я люблю другую женщину, и вот уже три месяца, как я тебе лгу, изменяю и лукавлю…»
Это мой текст, строки из моего дневника. Возможно, в этом и заключен удивительный секрет авторского кино — такое вот cinema-verite, киноправда.
Фильм успешно прошел в прокате. А с Анни мы потом оставались вместе целых 18 месяцев. Мне тогда было 29, ей — 35, она была первой моей «взрослой» женщиной. Ее дела шли в те времена блестяще, она находилась на пике славы, активно снималась в Италии у Висконти, Феррери, Моничелли, братьев Тавиани — пять фильмов в год! Мы были безумно влюблены друг в друга, постоянно назначали свидания в каких-нибудь отелях, перепрыгивая из одного самолета в другой, из одной машины в другую.
Конечно, мы с Анни вели опасную игру.
Помню, например, нашу встречу в одной из гостиниц Нормандии. Сняв два номера, мы приехали туда для конспирации каждый своим ходом, но вот покидали отель по ошибке вместе. Подошли к лифту, нажали кнопку вызова, стоим ждем. Лифт приезжает, открываются двери, и… кого же мы видим? Скандального журналиста, светского хроникера радио «Европа один» и колумниста «Жур де Франс» Эдгара Шнейдера. Он многозначительно улыбается. Все понятно. Сплетни, ходившие о нас по всему Парижу, получили неопровержимое доказательство. Мне ничего не оставалось, как отвести Шнейдера в сторонку: «Эдгар, прошу тебя, никому не говори о нас. Я женат, Анни замужем. Войди в наше положение, промолчи!» «Никаких проблем! — ответил он. — Я люблю Анни, тебя обожаю.
Никому не скажу».
Но наутро он все же нас сдал, сообщив по радио: «Анни Жирардо и Клод Лелуш были застигнуты в отеле «Гольф» во время романтического тайного свидания». Я тотчас же схватился за телефон. «Какое же ты ничтожество, Эдгар! — заорал в трубку. — Рано или поздно мы встретимся и я тебе морду набью, клянусь!»
Прошло лет пять. Знакомая светская дама Режин пригласила меня и Лино Вентуру, с которым я только что снял картину «Приключение есть приключение», на вечеринку в свой ночной клуб на улице Понтьё. В толпе приглашенных случайно замечаю старого врага. Тот, кстати, кивает мне как ни в чем не бывало. Говорю Лино: «Послушай, заранее прошу прощения за то, что сейчас испорчу тебе вечер, но дело в том, что тут находится один подонок, которому я в свое время пообещал набить морду».
И рассказываю ему о своем прошлом романе с Анни. Лино принялся меня успокаивать: «Брось, дело прошлое, с Анни ты давно расстался. Да и вообще — тут половина Парижа, сам опозоришься и меня опозоришь». «Нет, не в моих правилах нарушать обещания, — отозвался я. — А чтобы тебя не вмешивать, я его побью, когда ты уйдешь». Лино вздохнул с облегчением. И едва он скрылся за дверью, я встал и направился к столику Шнейдера. «Надеюсь, ты помнишь, что я тебе кое-что должен?» — «Перестань, Клод, все это быльем поросло». — «Неужели?» — хватаю бокал и выплескиваю ему в лицо шампанское. «Все! Хватит!» — кричит он. «Нет, не хватит!» — закричал я в ответ и так ему врезал, что из брови Шнейдера фонтаном брызнула кровь. Мне тоже стало плохо — от удара пальцы пронзила резкая боль.
Вызвали «скорую», окровавленного Шнейдера увезли, наложили швы, и едва он пришел в себя, как подал в суд. Причем по традиции приврав, будто бы я напал на него с кастетом и пытался убить. Когда же я в присутствии судьи потребовал от него, гордо демонстрирующего публике свои скобы и швы, поклясться, что в моих руках было оружие, он опустил глаза. Суд отклонил все его претензии, а меня обязал выплатить потерпевшему символическую сумму в один франк за нанесение морального вреда.
— Вы вели опасные игры не только на картине «Жить, чтобы жить»: и впоследствии попадали в сложные ситуации, снимая в одной картине жену и другую актрису, в которую успели влюбиться…
— Ложь помогала мне выпутываться из очень сложных ситуаций.
