Мы обзавелись маленькой квартирой на авеню Бузареа, в которой едва помещались сами, но совсем не помещались наши вещи. Родители, например, для экономии пространства выставляли всю обувь на балкон. Как-то раз я, стоя на балконе, заметил проходящих под окнами босых детей, и, взяв наугад ботинки, не то свои, не то мамины, швырнул вниз. Малыши так обрадовались, расхохотались! Надели обновку, весело замахали мне в ответ. А я на радостях взял да и побросал все оставшиеся башмаки вниз... Их быстро и с благодарностью разобрали бродяжки — ох и досталось же мне вечером от отца!
— Как учились в школе?
— Отвратительно! Даже диплом о среднем образовании не получил. Да и как я мог быть прилежным учеником, когда меня полностью поглотило кино — оно стало моим наркотиком, моей болезнью. На уроках смертельно скучал, считая минуты, изнывал и ерзал за партой, предвкушая, как со звонком сорвусь с места и опрометью помчусь в кинотеатр смотреть не важно что. А потом вообще стал прогуливать. Меня выгоняли то из одной школы, то из другой. Отца постоянно вызывали, жаловались на мою рассеянность, бездарность, пустой взгляд, тупость и плохие оценки. Домой он возвращался в бешенстве, порол меня ремнем, чтобы хоть как-то образумить… Но ничего не помогало. Я все равно проводил дни в кинотеатрах. Однажды в лицее Тюрго во время урока рисования учитель подошел ко мне и снисходительно хмыкнул, оценивая мою мазню: «Ты кругом неудачник. Да и рисуешь как еврей!..»
Эти слова меня точно прожгли.
До того вялый и безразличный, я вдруг вскипел, схватил стул и разбил его о голову преподавателя. К счастью, серьезно не покалечил. За это меня тотчас же исключили из лицея. А мой мудрый отец, не то устав в конце концов от сражений с ветряной мельницей, не то испугавшись моего отчаянного поступка, сказал мне: «Пусть тебе всего 17, но ты довел себя до полного тупика. Честное слово, не знаю, что с тобой делать. Учиться не хочешь, только кино у тебя на уме. Знаешь что? Я решил подарить тебе кинокамеру. Бери ее, начинай снимать кино и выживай, как сможешь. С этого момента я больше не буду давать тебе карманные деньги. Запомни, у всего в жизни есть своя цена. И чтобы достичь цели, надо работать». И я начал работать. С этого мгновения все пошло хорошо…
— Как же вы выживали?
— Чтобы заработать на покупку 16-миллиметровой пленки, я занялся коммерцией.
С приятелями выкупал за гроши у американских солдат (в послевоенное время во Франции работало множество специализированных магазинов для американских военных, на выходе которых я их и подлавливал) виниловые пластинки Гленна Миллера, чулки, алкоголь... Затем перепродавал ребятам во дворах. Моей амбициозной мечтой было стать оператором-документалистом, объехать весь мир, снимая репортажи на злободневные темы. А пока снимал то, что меня окружало. В те годы можно было предлагать готовые сюжеты в новостной блок на телевидение. Я и предлагал. Делал короткие кинозарисовки, например, о мрачной стороне Булонского леса — проституции.
Мой сюжет назывался «Парижские джунгли» и рассказывал о том, как женщины приглашают клиентов не в отель, а в салоны машин, припаркованных в парке. Новое время, быстрый секс. Помню, сделал даже сравнительный анализ с тем, как обстоят дела по данному вопросу в центре города, на улице Сен-Дени. Увы, руководство телеканала пришло в ужас и наотрез отказалось пускать репортаж в эфир. Мне посоветовали снимать что-то менее «шокирующее» — тогда я переключился на спортивные, политические сюжеты, но и они в основном заканчивали свою жизнь в корзине для мусора.
Тогда я принял решение, что должен снимать нечто сенсационное, особенное, неординарное. Такое, что никто до меня не снимал и не мог снять.
В то время один канадский канал предлагал 10 000 долларов за репортаж, снятый в СССР, в закрытом для всего мира пространстве, что уже заранее было проигрышным, практически невозможным делом. Кто мог доехать до СССР, да еще включить камеру на улицах? Безумие! Но я все же рискнул. Прежде всего надо было получить визу, а ее могли дать только коммунисту. Что ж. Узнав о том, что в 1957 году в Москве будет проходить Неделя коммунистической молодежи, отправился на парижскую улочку Колонеля Фабиана, где заседали местные идеологи, и заявил: мечтаю заполучить партбилет и поехать в Советский Союз на идейные молодежные сборы!
— Вам поверили?
— Мне поверили. Я получил партбилет, мне дали визу, и когда все формальности были улажены, оставалось лишь придумать, куда и как спрятать камеру.
