Муж приучил.
Муж. Иногда я и про него думаю: почему же не вышло?
…Я жила в своей полуподвальной комнатке в каретном сарае, в общежитии Театра имени Моссовета. Как только мне дали московскую прописку, сразу привезла туда маму. Актерские комнатушки в Каретном — вечный проходной двор. Тут голосили по-цыгански, там декламировали Маяковского, еще дальше пили по-черному... Все было просто. И вот в один из вполне обычных дней ко мне ввалилась очередная компания, а среди них — Леня. Темные колдовские глаза. Художник Леонид Непомнящий. Так все и началось.
Добрый, мягкий и очень в меня влюблен. Говорил, что я похожа на елочную игрушку: «Одно неосторожное движение — и ты упадешь, разлетишься вдребезги».
Леня был для меня воплощением иной, совершенно незнакомой среды, блистал остроумием и, казалось, владел необъятным объемом информации. Он вырос в семье людей аристократичных и ярких. Его мама, нереальная красавица с лицом мадонны, пела в Большом театре. Не главные партии, но все же. Отец Лени — первая скрипка Большого, когда-то окончил школу Столярского в Одессе, учился с самим Ойстрахом.
Словом, Леня — отличная партия для девушки из совхоза. Только замуж я не торопилась. Причиной тому была слишком страстная любовь прекрасного художника к выпивке. Но и терять его я уже не хотела, да и не могла. Слишком быстро перемешались наши жизни. Однажды Леня произнес: «Мне не надо сейчас жениться, но я предлагаю тебе выйти за меня замуж». Родители его новости обрадовались, надеясь, что сын наконец остепенится.
А я, видимо, внушала доверие — серьезная, носила очки и, главное, мой организм не принимал спиртное. Четыре рюмки — это все, что я когда-либо могла себе позволить. Лишняя стопка моментально приводила к тому, что все летело обратно. Наверное, это обстоятельство и не позволило мне спиться в среде, которая пила просто страшно. У нас на курсе были потрясающие мужики, красавцы, и все погибли из-за водки — Вадим Бероев, Володя Толкунов, Юра Кречетов, Володя Шурупов… Ленин друг Андрей Вельцер ушел совсем молодым — то ли «скорая» опоздала, то ли похмелить не успели… На Леню его смерть очень подействовала.
Он время от времени говорил: «Валька, ты права. Надо бросать это дело, так нельзя». И вот, вытряхнув из жениха обещание завязать дружбу с бутылкой, я выскочила замуж.
Все клятвы мигом оказались забыты, и веселье продолжилось.
Ленька шикарно готовил. У нас имелся огромный казан, в котором он творил свои гастрономические чудеса. На Ленину еду слетались все мои друзья и коллеги. Актеры — народ перманентно голодный. А муж очень любил общаться с богемой, живо интересовался театральными премьерами и однажды даже сказал: «Я бы давно тебя бросил, если бы не твои друзья». Вот так.
Помимо «худсоветов», которые регулярно возникали у нас, мы часто ездили по гостям. Помню, как-то собрались к Мише Рощину, он тогда был женат на Лиде Савченко, актрисе талантливой и проницательной. «Приезжайте, — говорит он, — только у нас закуски несколько картофелин». Мы набрали две сумки продуктов и пришли.
Лида только сыграла в знаменитом спектакле Анатолия Васильева «Взрослая дочь молодого человека» и, видимо, была совершенно счастлива, потому что хохотала без умолку. Миша сидел в халате, писал пьесу. Их дочка Наташка ползала по полу, изредка обнимая отца за босые ноги и приговаривая: «Лолосики мои».
Веселое было время.
Насчет выпивки я тоже не трезвенница и не язвенница и крылышки у меня не режутся. Но я честно недоумевала, к чему надираться в хлам, когда можно немножко для смеха и удовольствия?
На съемочную площадку картины «Зигзаг удачи» я вошла слегка крадучись. А кто бы чувствовал себя увереннее рядом с такими мастерами экрана, как Евгений Евстигнеев и Евгений Леонов? У Жоры Буркова это был третий фильм, но, как мне казалось, ему проще влиться в коллектив — он же мужик.
Зимнюю натуру Рязанов начал снимать в феврале. Как на грех, месяц морозным не выдался и снег просто на глазах испарялся. Тогда режиссер принял решение работать в полторы смены, а это по двенадцать часов в сутки. Никаких теплых вагончиков у нас тогда не было, так по полдня на холоде и прыгали. Пальтишко мое грело весьма условно, и мерзла я ужасно.
В пять вечера был обед. И вот мы разбредались на час, чтобы покушать в полном смысле где и как придется. А к Жене Евстигнееву в урочный час стекались друзья, которые, что называется, приносили. В колбочках, бутылках, запечатанных и нет… И я рассудила, что самый короткий путь в мужское сообщество — это поддержать компанию. И поддержала... Я была восхищена этими людьми и из кожи вон лезла, чтобы стать одной из них.
Пыталась пить так и столько, как пили они. До боли в животе хохотала над их шутками и анекдотами. Очень гордилась, когда нас с Бурковым и Евстигнеевым начали называть тройкой, как прославленных хоккеистов Михайлова, Петрова и Харламова... Конечно, собутыльники мои были гораздо более закаленными в деле приема горячительных напитков, нежели я. Мне достаточно пары рюмок, чтобы весь мир стал жутко смешным, погода теплой, а жизнь прекрасной. Так прошла неделя. Нам очень нравилось наше приятное времяпрепровождение. Однако режиссер нашего восторга не разделял.
Однажды Рязанов в крайне мрачном расположении духа приехал из монтажной и велел созывать собрание. Стоим около нашего старомодного пузатого автобуса…
