Он говорит, надо прийти в дом...» Мне казалось, что мой приятель может обидеться и уйти. Но он улыбнулся: «Значит, пойдем знакомиться...»
На следующий день в нашей квартире раздался звонок. Мама, которая что-то готовила на кухне, пошла открывать дверь. На пороге стоял мой новый знакомый.
— Здравствуйте! Я друг Сатаней...
Мама пожала плечами: «Какой такой друг?»
Позвала папу.
Папа, как самый гостеприимный человек в мире, поздоровался с ним и радушно пригласил в дом. Тот смущенно поблагодарил, но отказался.
У нас не принято выставлять отношения напоказ, и это говорит не о лицемерии, а об уважении к старшим и соблюдении субординации.
...И каждый раз, когда приходил мой молодой человек, мы гуляли вокруг дома, в зоне видимости родителей, а если замерзали, шли на нашу лестничную площадку. Когда лимит времени истекал, родители присылали Свету как гонца, которая говорила, что пора, папа зовет.
Как-то в нашей квартире раздался уже привычный короткий звонок, я бросилась открывать — а за дверью меня ждало...
большое ведро мандаринов, ароматных, спелых... Рядом стоял мой щедрый даритель, с удовольствием изучавший мое вытянувшееся от удивления лицо.
Я только сумела вымолвить:
— И куда нам столько?
— Как куда? Зима долгая — съедите!
И тут же: «Ну, некогда мне с тобой... Все. Пока...»
А я зашла в квартиру с этим ведром и долго потом сидела на кухне, поглощая один мандарин за другим. Ничего вкуснее, мне тогда казалось, я в жизни не ела...
…Мы встречались ровно год. Снова наступила осень, и тут я узнала, что моего молодого человека забирают в армию.
Это известие было как гром среди ясного неба. То есть я знала о том, что его могут призвать. Но так быстро пролетели эти двенадцать месяцев... Мы еще не надышались друг другом, не наговорились...
Этот год мы виделись каждый день, и мне казалось, что я часть себя теряю, отпуская любимого в Как будто армия — это не на два года, а навсегда...
Такой накал страстей бывает, наверное, только когда ты впервые влюблен. Тогда мир видишь без полутонов: только черное или только белое.
Я сильно переживала, грустила. Он был старше, мудрее, успокаивал меня. Но разве можно спокойно перенести долгую разлуку, когда тебе всего шестнадцать?..
...— Ты только не обещай, что будешь все это время ждать меня... — сказал он в одну из наших последних встреч. — Мало ли что в твоей жизни произойдет... Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя связанной...
Я, услышав такие слова, даже обомлела. Как? Как он может такое говорить? Я с ума схожу, потому что он уезжает, а он говорит: «Не обещай меня ждать...» Да я буду ждать тебя всегда! Сколько потребуется! Только возвращайся!
Первые месяцы после ухода моего молодого человека я особенно тосковала. Мало спала, с трудом заставляла себя что-то съесть и только бегала к почтовому ящику — проверить, нет ли письма.
Какие мы «романы» друг другу писали! Это были подробнейшие рассказы о том, кто как провел день.
Сюжеты повторяли друг друга, но это не важно. Я в сотый раз читала, как он маршировал на плацу, отжимался, бегал, хлебал жидкий суп в столовой, а он в свою очередь с той же частотой узнавал, во сколько я поднялась, как прошло утро, какой мороз стоял утром и как к вечеру распогодилось.
Если бы я к тому времени не поступила в Кабардино-Балкарское училище культуры и искусств, то, может быть, совсем расклеилась бы. Но необходимость каждый день ходить на занятия и много работать все-таки приводила меня в чувство. Жизнь на месте не стояла...
А потом на меня как-то все сразу навалилось. Меня послали на конкурс «Нальчикские зори», я стала лауреатом, посыпались приглашения об участии в концертных программах, в съемках.
