Поль говорил, что он сам же их и познакомил. Может быть, теперь и он, глядя на приятеля, решит обзавестись домом и семьей? Однако, сняв для Ортанс квартиру в пригороде Марселя, Поль без обиняков заявил, что к родителям в Экс он поедет один.
Так с тех пор и повелось: в Париже они были вместе, в Провансе — врозь. Рождение Поля-младшего, появившегося на свет в 1872 году, ничего не изменило.
«Если отец узнает, что я путаюсь с натурщицами и пложу ублюдков, он не даст мне больше ни гроша», — коротко отрезал Поль, когда Ортанс униженно попросила его «привенчать» мальчика... Вот, значит, как?! Ублюдков! А еще говорит, что обожает сына! Да ей же отлично известно, что самому Полю было четыре года, а его сестре Мари — два, когда Луи-Огюст наконец обвенчался с их матерью.
А до этого он просто «путался» с сестрой одного из приказчиков своего магазина. Да из троих детей старого банкира только младшая дочь Роза родилась в законном браке. И теперь Поль утверждает, что отец вправе судить их? Хитрый, двуличный трус! Да он просто выдумал этот свой страх перед отцом! Выдумал, чтобы не отвечать ни за что на свете, кроме своей треклятой живописи. Да брось Поль завтра свои картины и вернись под отцовский кров — и Луи-Огюст на радостях простит ему все на свете! Но Поль в ответ на такие речи Ортанс только скрипел зубами... Не он, а отец признает свое поражение! Признает! В тот день, когда Сезанн-художник прославится на весь Париж. Вот тогда они и потолкуют о свадьбе. И Поль примирительно похлопывал Ортанс по руке...
В 1882 году полотно Сезанна и в самом деле наконец очутилось в вожделенном Салоне. Вот только цена, уплаченная им за эту «победу», даже на взгляд Ортанс была высоковата. Отбросив гордость, Поль явился к старому приятелю Антуану Гийому, с которым когда-то, подражая импрессионистам, ходил на пленэры в парижские пригороды. Не в пример строптивцу Сезанну Гийом давно расстался с романтическими мечтами, успел стать признанным мэтром академического стиля и даже заседал в жюри Салона. Согласно правилам каждый из членов жюри мог пропустить без конкурса одну работу, но автор должен был считаться его учеником. И Поль, правдолюбец Поль, согласился на этот унизительный обман! Верный слову, Гийом выполнил уговор, заверив приятеля, что ради старой дружбы готов помогать ему и в будущем. Но год спустя, как будто в насмешку над Сезанном, даже покровительство добряка Гийома уже ничего не могло решить — привилегии членов жюри были отменены.
Осенью 1884 года Поль, убитый очередным, семнадцатым по счету, отказом жюри, засобирался в Экс.
Ехать пришлось одному: Ортанс, измученная его бесконечной игрой в прятки с родителями, заявила, что на сей раз они с Малышом останутся в Париже.
Резкий звонок, раздавшийся у входной двери, заставил Ортанс вздрогнуть. Если это снова тот сумасшедший креол...
Но раньше, чем она успела выйти в прихожую, Поль-младший уже бежал вниз по лестнице, на ходу заталкивая в карман письмо от отца, только что врученное ему почтальоном...
— Он согласен, — коротко произнес Воллар, едва распечатав основательно измявшийся в кармане Малыша конверт.
И Поль-младший, донельзя смутив Амбруаза, вдруг неожиданно кинулся к нему на шею.
«Отличная работа, высший класс», — сколько раз в детстве Поль слышал эти слова заказчиков, обращенные к их соседу, сапожнику Гийому, и видел, как расплывается в улыбке лицо его сынишки Луи.
Как Поль мечтал тогда, что и работу его отца когда-то похвалят! Не только мсье Ренуар или мсье Писсарро, с которыми папа так любит говорить о множестве странных и непонятных вещей — перспективе, колорите, валёрах... Похвалит кто-то, кто просто пройдет мимо и, увидев картину отца, цокнет языком: «Да он молодец, этот Сезанн...» Порой ему казалось, что этого так никогда и не произойдет.
