А я молчала… Бывало, Жора поднимал на меня руку, обзывал последними словами. Я выходила на улицу в черных очках, чтобы никто не заметил моих синяков. Это был ад!
Однажды позвонила Сандра и рассказала, что у Жоры есть еще один ребенок. Оказывается, до встречи со мной он встречался с молодой девушкой из Риги, и та родила ему дочь Катю. Девочке уже четыре года. Его избранница тоже приезжала в Лос-Анджелес, тоже спала на надувном матрасе. Только в отличие от меня уехала рожать в Ригу… Жора признался, что Сандра не наврала. От этой правды мне стало еще тяжелее…
Как-то наткнулась на свою старую видеокассету. Сунула ее в видеомагнитофон и не узнала себя: я настоящая осталась там, на той старой пленке, где мы с Евгением Александровичем дурачимся и хохочем.
Он ложками выстукивает ритмичную мелодию на стаканах, тарелках и столе, а я не могу отвести от него счастливых глаз.
Когда Женьке исполнилось два года, я решилась на отъезд. Целый год мы с Женькой прожили в Москве. Я отдала сына в детский сад, пошла работать в журнал. И старалась забыть о своей ужасной жизни в Америке. Жора периодически звонил, звал обратно. И вдруг приехал в Москву накануне Нового года. Видимо, соскучился — был ласковым и очень нежным. И я сдалась, поехала за ним…
Когда родилась дочь, и вправду все как-то изменилось. У Жоры появилась хорошая работа. А я стала работать на телевидении.
Делала передачи, брала интервью у российских звезд, гастролирующих в Америке. Женечку отдали в детский сад. Пока я делала свои программы, с восьмимесячной Зиночкой сидела няня. Жизнь стала налаживаться. Но это мне только казалось…
В ту ночь мне приснился Евгений Александрович. Он метался по комнатам, смотрел на меня тревожными глазами и молчал. Потом пошел к двери. Я кинулась за ним, но он покачал головой: «Останься…»
Утром в нашу квартиру громко постучали. «Немедленно откройте дверь! ФБР!» Мы и ахнуть не успели, как они выломали дверь и ворвались в квартиру. Жоре надели наручники. Начался обыск, искали какие-то документы. Моего мужа подозревали в отмывании денег. Фэбээровцы перевернули все вверх дном.
Я с ужасом наблюдала, как один из них роется в Зиночкиной коляске. Из шкафа достали перевязанную пачку писем. Я кинулась к женщине, которая говорила по-русски: «Умоляю, не трогайте. Это письма моего первого мужа, Евстигнеева, великого русского актера!» Слава богу, она была родом из России и знала, кто такой Евгений Александрович. Она отложила письма. Обыск у нас шел весь день. Фэбээровцы ничего не нашли, но дело на Жору все равно завели. Когда они ушли, он сказал: «Срочно улетай с детьми в Москву. Я — следом за тобой!»
В Москве жить с двумя детьми мне оказалось негде — моя квартира сдавалась. Спасибо Лене Бутенко и Косте Райкину, они приютили нас у себя на даче. Через несколько месяцев Жора через Мексику добрался до Москвы.
И снова я оказалась в аду. Увернуться от тяжелого кулака мне не удавалось: я летала из угла в угол. Ходила вся в синяках, он мне даже волосы вырывал в ярости. Я думала, что скоро свихнусь… Потом, после развода, две мои подруги рассказали, что когда я уезжала в Америку работать, он изменял мне с ними. Жора мог внезапно исчезнуть, а потом позвонить: «Я в Париже…» — «А что ты там делаешь?» — «Да мне захотелось проветриться…» Жил своей жизнью, так, как хотел…
Почему я терпела? Не знаю. Что он сделал со мной? Загипнотизировал? Ведь родила же я ему второго ребенка! А потом, я с детства больше всего на свете боялась остаться одна, вот и цеплялась за свое призрачное «счастье»…
Меня так мучила наша ненормальная жизнь, что я поступила в институт на психологический факультет.
