Но я была уже москвичкой, играла в кино главные роли, мои портреты печатали на обложках журналов...
Кстати, с московской пропиской помог мне именно Евгений Александрович. Я оканчивала институт, и мне надо было как-то закрепиться в Москве. Помню, однажды я у него спросила: «Евгений Александрович, может, у вас есть знакомый, кто бы меня прописал за деньги…» — «Ну вообще-то я могу тебя свести с одним человеком». И действительно познакомил меня с администратором МХАТа. Молодой человек сказал: «Тысяча рублей — и я тебя прописываю на три года». Я бросилась в Минск, заняла денег и «вышла замуж». Своего «мужа» я видела два раза: когда замуж выходила и через три года, когда разводилась… А что касается разницы в возрасте…
Помню, я долго не решалась сказать ему «ты» и назвать по имени. В конце концов он это заметил: «Запомни, я не только народный артист, а еще простой и домашний, как валенки». С тех пор он стал для меня Женей… Но чаще всего я называла его Папочка. Он был мне не только мужем, но и отцом. И хотя разница в возрасте у нас с ним была колоссальная, мы любили друг друга настолько сильно, что не расставались ни на минуту. И я счастлива, что мы даже поработали вместе…
После окончания училища я показывалась во МХАТе. Через год мне дали роль Юли в спектакле «Круглый стол под абажуром» режиссера Леонида Хейфеца. В этом спектакле Евстигнеев играл моего дедушку. А главная роль была у Татьяны Лавровой. Она почему-то сразу невзлюбила меня. На первой же репетиции громко сказала: «Не могу на нее смотреть!
Ходят тут какие-то девочки, потом мемуары о нас пишут!» И вдруг она заметила, как осуждающе посмотрел на нее Евстигнеев. А глаз у Лавровой был как рентген! Евгений Александрович ничего не сказал, только опустил голову. Этого для нее было достаточно, она тут же взяла себя в руки. Мало того, постепенно я стала ей нравиться, Лаврова даже помогала мне работать над ролью, звонила, звала в гости, стала опекать. Евгений Александрович мне рассказывал, что однажды после репетиции Лаврова подошла к нему и спросила: «Женька, а тебе что, артистка Цывина нравится?» «Да я люблю ее, Тань…» — ответил он.
Но из МХАТа я ушла. Как-то вызывает меня к себе главный режиссер театра Олег Николаевич Ефремов: «Тут дело такое. Начинаем ставить «Яму» Куприна. В паре с Майоровой будешь играть.
Вы же, артистки, любите б…й играть!» А тут, как назло, Леня Трушкин предложил мне роль Ани в антрепризном спектакле «Вишневый сад». Моей партнершей будет Татьяна Васильева! И я загорелась. Наверное, я совершила ошибку — ради этого спектакля отказалась от роли во МХАТе. Евгений Александрович пытался меня отговорить: «Ну кто такой Трушкин? Приди в себя, все мечтают попасть во МХАТ, а ты уходишь». Может быть, он был прав, но зато благодаря Трушкину я обрела подругу, которую бесконечно обожаю, — Танечку Васильеву. Она меня всю жизнь поддерживает...
Когда в Лондоне Евстигнеев умер от внезапной остановки сердца, Таня подставила мне свое плечо. Она видела, как я страдаю, мучаюсь... Я вернулась с похорон, вошла в опустевшую квартиру и заперлась на ключ. Мне не хотелось никого видеть, я не ела, не пила, лежала и смотрела в окно.
Ночь, день, снова ночь, снова день…
Мне звонили подруги, советовали: «Выпей рюмку, поможет…» Но я этого не делала, помнила, как не любил Женя, когда женщины пьют. Я похудела, у меня отнимались руки, ноги, очень почему-то болело в груди, словно кто-то вырвал часть моего сердца. Чтобы избавиться от тоски, я решила выпустить книгу воспоминаний о Евстигнееве — «Артист». Нашла человека, которому в свое время Женя помог выйти из тюрьмы. И тот в благодарность дал денег на книгу...
Потом Таня все-таки насильно вытащила меня на сцену. В последний год жизни Евгений Александрович согласился играть Фирса в «Вишневом саде». В тот вечер я вышла на сцену, посмотрела в тот угол, где обычно стояла фигура его Фирса, и слезы брызнули из глаз…
А тут в стране начался кризис.
И мы с Таней остались без работы. «Вишневый сад» заглох, Васильеву уволили из Театра им. Маяковского «за нарушение трудовой дисциплины» (она в это время ездила получать в Питере, как лучшая актриса страны, премию). В «Сатириконе», куда меня принял Костя Райкин, зарплата была мизерная. И мы при полном безденежье решили сдать наши квартиры иностранцам.
Жили в Переделкине, в Доме творчества писателей. В номере Тани поселилась вся ее семья: муж, Жора Мартиросян, его мама, двое детей и репетитор Филиппа, который помогал ему готовить уроки. Спали все на полу. Дверь моего номера была напротив. Иногда кое-кто из многочисленной семьи Васильевой ночевал у меня.
