Старик знал множество старых сказов и былей и рассказывал их так, что вихрастая, голоногая бажовская компания слушала разинув рот. Все это кончилось, когда Павлуше исполнилось десять лет: ветеринарный врач Николай Смородинцев заинтересовался толковым мальчишкой, знавшим наизусть чуть ли не всего Пушкина, и предложил определить его в екатеринбургское духовное училище: оттуда выходили не только священники, но и учителя.
В тележку запрягли старого дедушкиного конька Чалко, и тот неспешно затрусил по проселку. Это был долгий и удивительный день: по дороге медленно тащились обозы, навстречу попался конный поезд с динамитом — крытая телега с сигнальным флажком и верховые вокруг.
А близ Екатеринбурга появились странные лакированные пролетки-развалюшки (их седоки сидели развалясь), отец сказал, что на них ездят извозчики. Так у Павлуши началась новая жизнь...
...С маменькой они жили душа в душу, учительского жалованья хватало даже на дальние поездки: во время каникул он объехал весь Урал, добрался до Украины и Крыма — но там ему понравилось куда меньше, чем в родных местах. Росла картотека с уральскими словечками, пословицами и поговорками, он пробовал писать…
Однажды на уроке литературы в екатеринбургском епархиальном училище он увидел большеглазую барышню с густой косой и поймал себя на том, что не может на нее насмотреться…
Предложение сделал, когда Валентина окончила курс, и в 1914 году они перебрались в ее родной Камышлов: мать одряхлела, жене стало трудно управляться с домом и двумя маленькими дочками, а в Камышлове у нее были сестры...
Через год мать отпели в Покровском соборе и похоронили на Никольском кладбище. Теперь он возвращался в Камышлов, проваливаясь в снег и обходя стороной деревни. Там, под Пермью, он бы тогда замерз, если бы не сжалился едущий мимо крестьянин: он пустил незнакомца в розвальни, спрятал под рогожей и провез мимо караулов. До Камышлова Бажов добрался, но то, что творилось дома, было ужасно...
Обеих сестер жены арестовали, племянника зарубили. Уходя воевать, он оставил жену на сносях. Новая власть ее не тронула, но после родов Валентина прямо из больницы вместе с грудным сыном попала в скарлатинозный барак. Оттуда ее, еще больную, отправили домой.
Разоренный дом, не встающая с постели жена, мертвый ребенок — его первый сын так и не выжил... Оставшись в Камышлове, он пропал бы, надо было бежать дальше. Сбрив бороду, разжившись теплой одеждой, поддельными документами и явкой в Омск, бывший редактор дивизионной газеты надел темные очки и отправился в путь. Его мучила чесотка и бил озноб, битком набитые поезда на продуваемых ледяным ветром станциях приходилось брать с боя. И все же он дотащился до Омска, но по адресу, который дали в Камышлове, никого не нашел. Надо опять бежать, забиться в самую глушь, туда, где никто не станет его искать.
Больной, с липовыми документами на имя торгового агента Кирибаева, он ехал в Сибирь — глухой медвежий угол, названия которого и сам пока не знал…
Но как объяснить все это комиссии по чистке партии, члены которой не различают полутонов? Бажов снова сел за конторку, взял ручку, подвинул к себе лист бумаги. Покончить с этим лучше сегодня же... Обмакнул перо в чернила и написал, обращаясь к партследователю товарищу Лукьянову: «…Когда человек выбегает из зажженного им вагона и сразу попадает под удар прикладом, а потом после зверского избиения его уводят в бесчувственном состоянии в тюрьму, то трактовать это как сдачу — значит не понимать действительного смысла этого слова…» Как еще объяснить решающим его судьбу товарищам, что чувствует человек, которому надо бежать без оглядки?
…Февраль 1919 года на Урале и в Сибири выдался страшно холодным.
