Когда родилась Надя, «жить стало легче, жить стало веселее». Помню, маленькая Надька лежала в кроватке, такая вкусно пахнущая детским мылом, улыбающаяся. Я к ней тянусь: «Иди ко мне», она недовольно отбрыкивается. Но стоит маме и Ане выйти из комнаты, тут же просится на руки. Маленькая сестренка — это так здорово! Мы с Аней очень ждали ее появления на свет и даже подсовывали родителям под дверь в спальню записочки с просьбой «подарить сестричку или братика». Но, конечно, потом это не помешало «разумной дедовщине». Пока Надя еще не могла разговаривать, мы с Аней все на нее сваливали. Чуть что — «это Надя!» «Кто съел кусок праздничного пирога без спросу?» Мы хором: «Надя». «Почему в комнате беспорядок?» — «Надя!» Мы с Аней умело пользовались «молодостью» сестры и так заразительно расписывали в ее глазах достоинства «общественной работы», что иногда она сама с радостью бежала делать что-нибудь из того, что нам было лень.
А отец терпеть не мог, когда дети бездельничают.
Стоило попасть под пристальный взгляд Никиты Сергеевича, как мы тут же получали какое-нибудь задание. А если включали телевизор за завтраком, это тут же сурово пресекалось: «Ну-ка, выключайте немедленно! Быстро за книжки!»
Летом папа придумывал нам всевозможные занятия: например, сгребать листья или собирать на участке шишки. Собирать приходилось часто: шишки имели обыкновение падать каждый день. Помню, когда я уже был постарше, ко мне подошел сторож Вася с деловым предложением: «Ты мне нальешь, а я за тебя шишки соберу…» Я с удовольствием согласился.
День подбегаю к нему с бутылкой, второй, а все шишки на месте. «Вась, в чем дело? Я тебе наливаю, а ты ничего не делаешь!» — «Сейчас-сейчас, подожди». Оказывается, он ждал, пока на участке вырастет трава и спрячет все шишки. За три дня он хитростью выманил у меня много выпивки, не ударив палец о палец.
Вот так проходило наше воспитание. Но, в общем, и сам отец в свое время прошел через «прививание» к труду и морали. Например, он рассказывал, как его насильно усаживали за рояль, а он отлынивал. Тогда мама — Наталья Петровна Кончаловская — шла в ванну, мочила полотенце и лупила лодыря по затылку.
А было еще и такое. Раз Сергей Владимирович, уже автор гимна Советского Союза и дважды лауреат Сталинской премии, купил по случаю книжный шкаф красного дерева.
Это была его давняя мечта. Но он не учел одно роковое обстоятельство: маленький Никита стал обладателем первого в его жизни перочинного ножа. И вот однажды, зайдя в кабинет, дед с ужасом увидел, как Никита острым ножиком аккуратно выводит на полированной поверхности нового шкафа свое имя — «НИКИТА». И как, вы думаете, поступил дед? Отругал, излупил? Нет! Он просто сказал: «Это мой шкаф. И ты должен был вырезать на нем не «Никита», а «Сережа». Судя по тому, как часто отец рассказывал нам эту историю, она навсегда врезалась в его память…
Когда началась школа, мы с мамой на учебный год перебирались в столицу, а отец оставался жить на даче. Лишь один год из-за ремонта в квартире мы все зимовали на Николиной Горе.
Благо, до города можно было доехать минут за двадцать — тогда ведь Рублевка пустовала, за час всего десять—пятнадцать машин встретишь, и те особенные — «ЗИЛы», «Волги».
В Москве мы устроились на Малой Грузинской, в знаменитом доме художников, где жили многие деятели искусства: Александр Митта, Айдан Салахова... У Андрона была квартира в третьем подъезде, а у папы — в первом. Помню, в гости приходил Владимир Высоцкий, приносил нам с Аней мороженое. Мы, естественно, не знали, кто он такой, и называли его просто «дядя Володя». Атмосфера в доме была потрясающая. В подвальном помещении, находившемся между первым и вторым подъездами, устраивались выставки. И периодически туда выстраивались гигантские, километровые очереди. Когда я был помладше, мы с мальчишками бегали среди этой очереди и играли в прятки.
