Но тогда для Никиты это было огромное потрясение.
— Никита Сергеевич всегда сдержан, трудно представить его эмоциональным...
— Возможно, таким он представляется вам, но я знаю его совсем другим. Уверен, что Никита не изменился. И эмоции свои он никогда не скрывает.
Так было после похорон Юры Богатырева. Юра поступил в институт, когда я его окончил. Но мы дышали одним воздухом, чувствовали одинаково. Могли не видеться годами, но при этом разговаривали по телефону каждый день. В последний раз я позвонил Юре за пять часов до того, как его не стало...
Мама Юры после поминок во МХАТе попросила меня и Никиту поехать к ним домой, в однокомнатную квартиру на проспекте Мира, чтобы помянуть Юру в узком кругу.
Мы с Никитой приехали, посидели с Юриной мамой, а потом вышли на лестничную клетку, посмотрели друг другу в глаза и заплакали...
Щукинское училище — отдельная история.
Я поступил туда в шестнадцать лет и оказался самым младшим на курсе. Он у нас был блистательный: Боря Хмельницкий, Толя Васильев, Инна Гулая, Валя Малявина, Галя Яцкина, Наташа Селезнева, Маша Вертинская...
Маша, сыграв у Марлена Хуциева в фильме «Застава Ильича», тогда стала, как сейчас сказали бы, настоящей кинозвездой.
Этот фильм был событием. Его ругал Никита Сергеевич Хрущев. А в то время если власти ругали кино, оно становилось не просто событием, а очень большим событием.
Вокруг Маши образовался особенный ореол.
— А у вас тогда уже была известность?
— Тогда еще нет. Маша стала известной с первого курса, а я только со второго — когда на экраны вышел фильм «Я шагаю по Москве».
— Говорят, в Марианну Вертинскую нельзя было не влюбиться...
— Это правда. Я влюбился сразу, как и все мои друзья. Мы с Витей Зазулиным, ныне работающим в Театре имени Вахтангова, носили за ней портфель, а Боря Хмельницкий и Толя Васильев водили Машу в кафе-мороженое. Через несколько лет Маша и Боря стали мужем и женой. У них родилась дочка Даша...
В конце первого курса мы с Машей делали отрывок из пьесы «Правда — хорошо, а счастье — лучше». Я играл Платона, она — Поликсену. И Маша поцеловала меня в ухо... Я хорошо помню, как у меня мороз по коже пошел, настолько сильное это было ощущение. Я запомнил этот поцелуй на всю жизнь. И посвятил Маше Вертинской свою следующую большую работу в кино — «До свидания, мальчики!» по нашумевшей повести Бориса Балтера, где мне предложили главную роль.
Почти весь фильм снимался в Евпатории. На майские праздники нас отпустили в Москву. Жил я тогда еще в коммунальной квартире. И вот, представляете, прилетаю, захожу в дом, и вдруг утром 1 мая звонит телефон — Маша Вертинская. Она понятия не имела, что я прилечу, просто набрала номер. Чистая мистика!
Поднимаю трубку, а она спрашивает: «Ты что делаешь?» — «Да ничего». — «Ну, приходи ко мне». Легко сказать! Я у Рижского вокзала жил, в одном дворе с Володей Высоцким, а Маша — около Елисеевского магазина. В городе же в тот день не проехать — демонстрация, все оцеплено.
Но проходными дворами, переулками я все-таки пробрался в центр. Помню, как лез через ворота Елисеевского магазина, и у меня было ощущение, что я участвую в съемках фильма «Ленин в Октябре», в известной сцене со взятием Зимнего. Я лез в костюме, галстуке, чуть не порвал пиджак. Но жертвы были не зря — к Маше я дошел.
Она принимала меня в кабинете отца, угостила кофе, а потом взяла свою совершенно очаровательную фотографию и написала: «Милому, чудному Женечке». И поставила ударение — чУдному.
