Никому не позволял верховодить. Конечно, на улице были ребята посильнее, крупнее меня, но и они со мной считались. Уличная братва меня уважительно звала Кобзя. Да и в армии я никому не давал спуску. Я ведь занимался боксом, был даже чемпионом Днепропетровска и области среди юношей. В институте меня избрали секретарем комитета комсомола, через него распределялись билеты в театр и концертные залы. Я все время хотел быть впереди! Как мне рассказывала мама, я в три года дежурил у окна. Наше окно выходило на дом офицеров. Как только увижу, что строй солдат идет на мероприятие, тут же срываюсь со своего наблюдательного поста, выбегаю на улицу и марширую перед солдатами. Веду вперед «свои полки»!
— А есть что вспомнить про свое житье-бытье в общежитии?
— Это было веселое время. Много новых друзей. В новом общежитии было пять этажей и на каждом — щукинцы, мхатовцы, щепкинцы, суриковцы и гнесинцы. Например, моими соседками были Лия Ахеджакова, Лионелла Скирда, будущая жена Олега Стриженова. Обстановка была очень благожелательной и дружеской. Никто не говорил: «Мы — мхатовцы, а вы кто?» На каждом этаже — кухня и Ленинская комната. В выходные — общий праздник, все ходят друг к другу в гости. Конечно, случались какие-то инциденты, и тогда мне приходилось со всей строгостью разбираться. Я ведь всегда стремился быть лидером, а раз так, значит, надо соответствовать. Ко мне приходили с жалобами: кто-то кого-то обидел, кто-то что-то натворил, кто-то кому-то изменил, кто-то насплетничал…
Я старался помочь.
— Ваша первая любовь училась с вами в Гнесинке?
— Я часто увлекался, еще со школы. Но это были чисто платонические увлечения. Мне очень нравилось ухаживать за девушками, мечтать, вздыхать, петь им серенады. А моя первая любовь училась в горном техникуме. Я ушел в армию, оставив невесту. Только она меня не дождалась, вышла замуж за офицера и переехала в Подмосковье. Сама мне побоялась написать, я узнал эту новость от друзей. Конечно, переживал. У нее родился сын Андрей. Прошло время. Она рассталась с мужем, мы виделись после этого, но все уже изменилось…
— А драться из-за женщин вам приходилось?
— Приходилось, и неоднократно. Однажды драка вышла настолько серьезной, что я даже боялся возбуждения уголовного дела. Один товарищ на моем этаже очень серьезно пострадал. Я ему сломал челюсть. Этот балалаечник так довел меня и окружающих, что пришлось серьезно с ним разобраться. Потом я долго носил ему бульончики в Институт Склифосовского... В общем, немного подрожал, пока он не выписался из больницы и не забрал из милиции заявление.
Второй раз я подрался на танцах. Приревновал свою девушку. Что сделаешь? Человек не сориентировался и пригласил на танец мою подругу, югославку. А она решила меня подзадорить. Стала с ним кокетничать, а потом пошла танцевать. Ну я… и прервал их танец.
— Иосиф Давыдович, у вас была такая большая дружная семья. Вам, наверное, тяжело приходилось в разлуке с родными?
— В 67-м году мама, сестра и батя без предупреждения приехали в Москву. Я-то думал: погостить, а они, ничего не сказав, продали наши полдомика в Днепропетровске и приехали насовсем. В буквальном смысле слова свалились мне как снег на голову. К тому времени я купил двухкомнатный кооператив на проспекте Мира. Туда и прописал всех своих родственников. Но до этого, чтобы получить московскую прописку, пришлось фиктивно выдать замуж и сестру, и маму. Батя все никак не мог понять, зачем им с мамой разводиться!
— К тому времени вы, по-моему, уже успели жениться?
— И развестись. Когда я женился на Веронике Кругловой, мне уже исполнилось двадцать семь лет.
Мама переживала по поводу моего брака, но не вмешивалась. Ей не нравилось, что я женился на певице. И я, и Вероника много гастролировали, я в одну сторону, она — в другую. До меня доходили слухи о ее поведении, ей докладывали о моем. Когда мы встречались, начинали бурно выяснять, кто с кем и когда! Мама жила еще в Днепропетровске и жутко расстраивалась. Однажды она сказала: «Так нельзя, сынок. Или вы должны жить вместе, или ничего не получится».
Однажды приезжаю домой после гастролей, а Вероники нет и нет, я даже стал волноваться. Вдруг смотрю: подъезжает к дому с одним композитором. И тут мне пришлось его больно побить. После этого мы с Вероникой расстались. Я оставил ей квартиру, в которую она потом благополучно вселила своего второго мужа, тоже баритона, Вадима Мулермана.
В 1967 году я совершенно случайно встретился с мадам Гурченко.
