Через два дня появился человек в штатском: «Евгений Яковлевич Весник? Собирайся! Возьми смену белья, мыло, полотенце, что-нибудь поесть в дороге. Больше ты сюда не вернешься». У ворот стоял грузовик, в кузове которого сидели несколько мальчишек от десяти до четырнадцати лет. От них Женя узнал, что всех везут в специнтернат для детей врагов народа. Вооруженный винтовкой охранник стоял к ребятам спиной, держась за кабину, и когда на повороте машина затормозила, Женя тихонько перелез через борт, спрыгнул на землю и шмыгнул в открытые ворота Донского монастыря.
На Курском вокзале он подошел к проводнице поезда, который следовал до Харькова, — рассказал про арест родителей, про свой побег и попросил помочь добраться к другу отца. Сердобольная женщина спрятала его на третьей полке за тюками с постельным бельем, дала поесть. В Харькове он прожил несколько недель, прячась в темной кладовке и не выходя на улицу. Потом другу Якова Ильича удалось узнать телефон и связаться с вдовой Орджоникидзе. Зинаида Гавриловна позвонила Калинину, знавшему Весника-старшего еще до революции, — они вместе работали на заводе «Айваз». Женя тоже был знаком со Всесоюзным старостой — встречались на семейных торжествах у Орджоникидзе. Михаил Иванович велел возвращаться в Москву и прямо с вокзала ехать на Моховую, в приемную председателя ВЦИК. Секретарь провел Женю в кабинет без очереди. Калинин поднялся из-за стола, подошел, положил руки на плечи:
— Здравствуй. Маму тоже взяли?
— Да.
— Родственники в Москве остались? Есть кому тебя поддержать?
— Да. Дядя, брат отца.
— Ну и хорошо. Сейчас поедешь в квартиру родителей... Не бойся, никто больше не тронет. Будешь жить в комнате, которую не опечатали. Тебя сейчас туда отвезут и решат вопрос с домоуправлением. Вот, возьми немного денег.
До последних дней муж с большим теплом вспоминал всех, кто помог ему не оказаться в специнтернате (а по сути — в лагере) и не дал пропасть «на воле». Деньги со сберкнижки быстро закончились, книги и вещи, которые продавал за бесценок, — тоже. Но даже в самые отчаянные минуты он не решился расстаться с отцовским портсигаром, всюду носил с собой...
