Отправились на моей, но Ира быстро выбралась из салона и отошла в сторону, чтобы никто не видел, на чем она приехала».
При всей доброте и снисходительности к человеческим слабостям были вещи, которых Хмельницкий просто не мог принять. Ни выяснения отношений, ни скандалов, ни публичных разборок он не устраивал, зачастую даже продолжал общаться, но уже без души. Нечто подобное, видимо, произошло у него и с другой Ириной. О матери своего сына Боря никогда не рассказывал, поэтому знаю о ней только от Луизы.
Студентка института иностранных языков, из семьи ученых, страстная поклонница Театра на Таганке, она была младше Хмельницкого на двадцать лет. Алеша появился на свет, когда Боря с театром гастролировал в Ташкенте. Лузочка сразу позвонила брату, и он прилетел в Москву.
«Мы вместе поехали навестить Иру и малыша, — рассказывала Луиза. — Я накануне у них уже была и по дороге принялась со всей своей эмоциональностью делиться впечатлениями:
— Бобик, она как мадонна! С длинными распущенными волосами, с младенцем на руках! Может, женимся?
В личные дела друг друга мы никогда не вмешивались, поэтому спросила как бы не всерьез.
— Ну, давай женимся, — улыбнулся Боря.
Но я почувствовала: есть в их отношениях какой-то тонкий момент, о котором Бобик никогда не расскажет даже мне. Когда мы вошли и Боря, поцеловав Иру, спросил:
— А где сын? — она показала рукой на стеклянную дверь, за которой стояла кроватка:
— Вова там.
Бобик поменялся в лице:
— Как Вова? Мы же договорились, что он будет Алешей — как мой отец.
— А я решила назвать Володей — в честь Высоцкого, — ответила Ирина.
Мальчик все-таки стал Алексеем, но я думаю, в тот момент Боря понял, что у женщины, которая родила ему сына, остались чувства к другому мужчине. И неважно, что этим «другим» был Высоцкий, которого Борис искренне любил и в память о котором так много сделал».