Но он отказал... Роль все же пришла ко мне, правда, лишь через три года. В тот день я уже собиралась уходить домой, когда гримерша Олечка сообщила: «Леонору сегодня некому играть — Вилькина занята в филиале, Светлова в больнице, а Печерникова, которая должна была выходить на сцену, не в форме. Сходи в режиссерское управление, скажи, что можешь выручить». Пришла — там паника, Хейфец предложил отменить спектакль, вернуть деньги зрителям. Конечно, такого ЧП допустить не могли, завтруппой Пров Садовский спросил:
— А ты роль знаешь?
Я честно ответила:
— Нет, но выучу, — а на часах уже шесть вечера.
Мне дали текст. Узнав об этом, Виталий Соломин в ужасе сказал: «Ты с ума сошла, они играют три года и не могут слова запомнить, это же Шиллер, стихи, опозоришься!» Но я так давно мечтала сыграть Леонору — ничто не могло меня остановить. Краем глаза заметила в коридоре врачей «скорой помощи», которые безуспешно пытались привести в чувство Ирину Печерникову.
Наверное, так счастливо для меня в тот вечер сошлись звезды. Не сбилась ни разу, Виталий, уходя со сцены, слушал меня по трансляции. Гардеробщицы побросали вешалку и стояли за кулисами. «Был уверен, что сгорю от стыда, что провалимся к чертям собачьим, и вдруг слышу: правильно, здорово говорит!» — признавался мне Соломин, стоя на коленях с ящиком шампанского после спектакля.
На следующий день состоялся худсовет, Леонид Ефимович Хейфец говорил, что сбежал из дома, когда узнал, что играть буду я. Пров Садовский заметил:
— Жаль, что вы не прибежали в театр и не посмотрели, как хорошо она играла!
— Дайте ей сыграть еще раз и посмотрите, — раздались голоса, но мне только объявили благодарность и выписали премию в пятьдесят рублей за то, что выручила театр.
А по поводу «формы» Печерниковой... Много раз Ирину защищал Царев, это был не единственный случай. Я никогда не понимала: если Михаил Иванович так ее опекает, почему не отправляет лечиться?
С Виталием Соломиным у нас сложились чудные отношения, едва я пришла в театр. Он провожал меня домой, даже пару раз целовал. Но не более того! Ощущение легкой влюбленности дает нам крылья, ты самой себе нравишься, это помогает жить. Я желала ему счастливого брака. Большая удача, что он женился на Маше, она та женщина, в которой он нуждался. Соломин был настоящим, очень честным и чистым человеком.
Когда Виталий захотел поставить «Живой труп», он дал мне роль Лизы, а сам играл Протасова. Мы репетировали ночами, после спектаклей. Подготовили несколько больших отрывков, показали начальству. И Михаил Иванович Царев разрешил играть спектакль на сцене филиала Малого театра, только выдвинул условие: Лизу будет играть Нелли Корниенко, а не я, хотя у меня была очень удачная работа, хвалили все, кто видел, даже коллеги. И Виталий пошел на это. Что тут началось в Малом театре! Все мои друзья и недруги негодовали: ты не должна его прощать! Он тебя предал! Но я простила, понимая, как важно для Виталия было поставить свой первый спектакль.
Наша дружба от этого не пострадала, так же как я продолжаю с уважением относиться в своей памяти к Цареву несмотря ни на что. Михаил Иванович — очень своеобразная, закрытая личность, он был великолепным директором, умел все организовать. Я ему благодарна, что взял в Малый театр, он ко мне хорошо относился, в какие-то моменты даже защищал. Когда шло «Признание» и мы с ним сидели за сценой в ожидании выхода, он всегда интересовался: «Как дела?» Если дела мои были не очень, Михаил Иванович давал мудрые советы.