Кизилову выпустили к мужу, видимо, после того, как стало известно о романе Тарковского с Донателлой Бальиво. Даже встречать Ларису на аэродром Андрей заявился вместе с ней — это для Ларисы было ударом. Потом Андрей исчезал, помогая Донателле монтировать фильмы о самом себе, которые она снимала. В Италии Лариса уже не имела возможности так полно контролировать Андрея, как в Москве, где ею была налажена целая сеть оповещений. Они более не делили вместе рабочую площадку. Возмущению Ларисы не было предела, когда она увидела, какова в «Ностальгии» жена, ожидающая Горчакова в далекой России: «Ну ты посмотри — черненькая, маленькая, сморщенная. Ну точно как эта Донателла».
Тем не менее Лариса всячески способствовала невозвращению Андрея. Ее манила «сладкая» западная жизнь, хотя она часто жаловалась Тарковскому, что не хватает денег. Хотелось жить роскошно! «Здесь все только на деньги считается», — огорчался он. Но казалось, что все еще впереди. Еще заживут безбедно, проекты Андрея расхватают продюсеры, и Лара, облачившись в Missoni, будет наслаждаться плодами его трудов. Хотя Андрей не отказывался от советского гражданства. Он просил власти продлить рабочую визу, разрешив выехать к нему Тяпе с Анной Семеновной. Рассказывал на пресс-конференции в Милане о своей горестной судьбе художника, но не делал никаких политических заявлений. Думаю, не только потому что в Москве оставались заложники, он вообще трудно осваивал это решение. Не знаю, как могло бы все повернуться, если бы он был жив. Увы, но после его смерти именно Лариса получила статус почетной гражданки Франции.
— Как вы с Тарковским работали над книгой, получившей в итоге название «Запечатленное время»?
— Сначала она называлась «Книгой сопоставлений», и соавтором Тарковского был замечательный киновед Леонид Козлов. Это была их общая задумка — дать взгляд на современный кинопроцесс с двух точек зрения: режиссера и кинокритика. Но сотрудничество как-то застопорилось. Тогда издательство «Искусство» попросило Андрея вернуть гонорар — тысячу сто рублей, по советским меркам большую сумму. Денег, конечно, не было. Скинувшись, выручили друзья: Нея Зоркая заложила в ломбард свою шубу и принесла четыреста, мои родители дали двести, а еще шестьсот — Григорий Михайлович Козинцев, который любил и ценил Андрея.
Думаю, что я заменила Козлова с подачи Ларисы. Мне сделали предложение, от которого я не могла отказаться. Позже я поинтересовалась у Леонида:
— Вы не стали работать, потому что увидели, что Тарковский неспособен к диалогу и ему не нужен был полноправный собеседник?
— Оля, вы все поняли правильно.
Рукопись «Книги сопоставлений» было сложно вывезти из Союза. Андрей побоялся, вывез потом один голландец. Уже в Италии Тарковский захотел перевести наш диалог в монолог «Запечатленное время». Не могу сказать, что меня это обрадовало, но я скрепя сердце согласилась переписать текст с условием, что в предисловии выражу себе от его имени благодарность за сотрудничество и, конечно, будут обозначены мои права как соавтора. Андрей с радостью принял мое решение. К моменту, когда мы с ним уже заключили договоры с английским и голландским издателями, выяснилось, что в Германии Тарковский подписал договор на ту же книгу один.
