— Да, я понимаю, но ты подумай...
Сандро все-таки уехал. Один. Если бы не его мама, он вряд ли решился бы пожертвовать семьей ради профессиональных перспектив, которые сулили зарубежные работодатели. Все пять с половиной лет она упорно долбила сына упреками и нотациями: «Ты губишь свой талант! Твой дар могут оценить только на Западе! Что тебя здесь держит? Эта женщина и ее — заметь, не твои! — сын и дочь? Ты еще молод и обязательно встретишь новую любовь, создашь семью и будешь воспитывать своих детей!»
Мне совершенно неважно, на что Сандро нас променял — на профессиональную реализацию за океаном или одобрение своей мамы. Значение имеет только то, что променял. Продал. Со времени его отъезда прошло пятнадцать лет, за все это время я не получила ни единой весточки, ни разу не услышала его голос в телефонной трубке, но совсем не уверена, что приди Сандрик сейчас, смогла бы захлопнуть перед ним дверь. После Сандро у меня были мужчины, только ни один из них для меня не значил и сотой доли того, что значил он. Конечно, сейчас чувство потери и боль от предательства притупились, а в конце девяностых за привязанность к этому человеку я едва не поплатилась жизнью.
Сначала организм откликнулся на стресс пневмонией. Пролежав несколько недель в больнице, вроде поправилась, но вскоре началась бронхиальная астма, которую не брали никакие лекарства. Я была одна на даче, когда однажды ночью горлом пошла кровь. Ни родителям, ни детям звонить не стала — побоялась напугать. Набрала номер невесты сына.
Ваня привел Настю знакомиться, когда они учились в выпускном классе школы, а вскоре девушка переехала к нам. Мои подруги были в ужасе:
— Танька, ты с ума сошла! Какая любовь?! Им в институт поступать! А если ребенок родится?
Я улыбалась:
— Они пара — это видно невооруженным глазом. Две половинки, которые встретились — может, чуть раньше, чем предусмотрено брачным кодексом.
