На похоронах я заметил, как за последние дни постарела Галина. А ведь еще несколько месяцев назад, летом, она выглядела гораздо моложе своих пятидесяти с хвостиком: стройная фигура, легкая походка, лицо без глубоких морщин. Если бы она, как утверждают некоторые, еще при жизни отца была алкоголичкой, так хорошо вряд ли бы сохранилась. К спиртному Галина пристрастилась после ареста мужа. Ее сломали унизительные обыски, предательство друзей, которым она много раз бескорыстно помогала, грязное топтание на имени и памяти отца. То, что Галина якобы его ненавидела, — вранье. Конечно, между ними случались разногласия, но они любили друг друга. Камеру не обманешь, и на фотографиях видно, как отец и дочь близки, как дороги друг другу.
В середине восьмидесятых портреты Леонида Ильича валялись на помойках, их жгли на кострах. По решению политбюро за подписью Горбачева и Рыжкова была снята памятная доска с дома № 26 на Кутузовском проспекте. Сразу после смерти Брежнева его соратники решили, что дача в Заречье будет закреплена за Викторией Петровной пожизненно, но, едва придя к власти, Горбачев приказал освободить помещение. Они с Раисой Максимовной (думаю, что инициатором «экспроприации» выступила жена Михаила Сергеевича) всего раз туда и съездили. Были, видимо, неприятно удивлены скромностью загородного поместья — и больше там не появлялись.
А ко мне зачастили представители разных изданий — и наших, и иностранных. Просили фотографии немощного Брежнева, обещали большие деньги. Я всем отказывал: «Леонид Ильич мне доверял, а я доверием не торгую!»
В начале девяностых мне требовалась срочная операция на сердце. Без одышки не мог пройти уже и десяти шагов. Об этом узнал мой знакомый в США и тут же прислал гонца, который, едва переступив порог, заявил:
— Собирайтесь, летим в Америку на шунтирование. Операция вам ничего не будет стоить. Компенсацией станет только ваш архив.
Поблагодарив визитера за хлопоты, я сказал:
— Архив останется в России, а операцию мне сделают наши врачи.
Шунтирование провел кардиохирург Юрий Владимирович Белов, которому в ту пору было чуть за сорок. Сейчас он — светило мировой кардиохирургии, академик РАМН, директор клиники. Ему, Евгению Ивановичу Чазову и Ренату Сулеймановичу Акчурину, которые впоследствии тоже возвращали меня в строй, буду благодарен до конца дней.
