Он объявил, что нуждается в отдыхе, улетел в Германию и на площадку вернулся только через месяц. Как и следует — в кресле-каталке, с подтверждающими диагноз бумажками. Я, охая, часами просиживала у его постели, не в силах понять: как может человек с надорванным сердцем так страстно заниматься любовью? Уже потом выяснилось, что за время отсутствия Макс умудрился поставить оперу в Берлине. Видимо, этот проект показался ему важнее и интереснее, чем сериал, но и контракт с американцами разрывать не хотелось, вот и родилась история с «инфарктом». Только продюсеры Макса обхитрили: на время его отсутствия взяли дублера и Шеллу пришлось своим божественным голосом озвучивать чью-то спину. Он даже судиться хотел!
Дом в Лос-Анджелесе я покупала сама. Когда Максимилиан впервые его увидел, все одобрил. Особенно — огромные сосны на нашем участке, которые напоминали ему любимые Альпы.
Ферма в Каринтии, между Грацем и Вольфсбергом, принадлежала семейству Шеллов с незапамятных времен. Когда-то эти сто двадцать гектаров были охотничьими угодьями, подаренными императором Францем Иосифом главному жандарму Вены, прадеду Мутти — Карлу Густаву Адольфу Ноэ фон Нордбергу. С тех пор сохранился малепусенький охотничий домик, в котором и обитал Макс. Спать приходилось на железных кроватях с тоненькими матрасиками. Шелл наотрез отказывался их заменить: «Если мои предки и сам император Франц Иосиф спали на этих постелях, то и я не развалюсь!» Его даже не смущало отсутствие в сторожке элементарных удобств. Как-то на «Оскаре» ко мне подошла актриса и певица Шер:
— Вы жена Максимилиана Шелла? Можете с ним познакомить?
— Конечно. Пошли.
— Он бог для всех артистов! Боюсь, что упаду, потеряю сознание. Вы меня поддержите?
Знала бы она, что ее кумир живет в доме без ванны, а чтобы пописать, бегает на мороз! Лет двадцать назад Максимилиан затеял на ферме строительство нормального семейного гнезда, но воз и ныне там. А вот Мария Шелл отстроила себе по соседству двухэтажный особняк.
— Известно, что в жизни сестры Максимилиана произошла трагедия...
— Мы познакомились, когда Марии было уже под шестьдесят. Зрители ее боготворили. Она оставалась единственной женщиной, чья фотография дважды украшала обложку престижного журнала TIME. Маша всю жизнь пахала, зарабатывала хорошие деньги и славилась широтой натуры. Она была гостеприимна, у нее часто бывала лучшая подруга Элизабет Тейлор. К слову, именно благодаря Тейлор я первой в нашей стране создала Русский благотворительный фонд исследования СПИДа. Главная заводила семейных праздников, Мария следила, чтобы все держались вместе, иногда даже с перехлестом. Но порой вдруг пропадала, и казалось, из семьи вынимали душу — настолько мы привыкли к ее опеке. Все знали, что скрывается за такими исчезновениями: к Марии в очередной раз приехал ее русский возлюбленный, известный музыкант, назовем его Р.
Мы познакомились с Машей еще до свадьбы, она задаривала меня подарками, часто бывая в Москве проездом. Как я потом узнала — по пути в Литву, где Р. жил со своей законной женой, великой русской Артисткой. Артистка и Мария дружили. Не знаю как, но на Западе умеют общаться даже те, кто заключен в оковы любовного треугольника, причем общаться довольно искренне.
Я тоже знакома с этой великой актрисой, не перестаю любить ее по сей день. Для меня много значит вся ее семья. Я не вылезала из дома ее легендарной мамы, снимавшейся еще в немом кино, приятельствовала с братом, с которым мы работали на одном из фильмов. Над братом Артистки, любителем поесть, подшучивали, что у него в глазах одна колбаса стоит. Он соглашался: мать была репрессирована и родила его в лагере, они голодали... Кстати, после выхода «Мэри Поппинс, до свидания» Артистка наговорила комплиментов моим рукам. По ее словам, такие редко увидишь даже у балерин.
С мужьями Марии не везло — оба в свое время закрутили романы с няньками детей, и многолетняя любовь к Р., который был младше ее на шесть лет, стала самым сильным чувством в жизни. Маша откликнулась на это чувство со всей щедростью своей души: выправила любимому необходимые документы через доброго знакомого, федерального канцлера Германии Гельмута Коля, составила протекцию его оркестру, отстроила звукозаписывающую студию. Макса передергивало даже от одного имени музыканта. Мой муж был слишком мудр, чтобы кого-то всерьез ненавидеть, — это удел дураков, но для Р. он делал исключение. Когда я еще встречалась с Максимилианом в отелях, в холле одного из них столкнулась с музыкантом. Он меня предостерег: «Девочка, если хочешь нормально жить в СССР, никогда здесь не появляйся, а главное — не «свети» паспорт на регистрации». Удивилась, что он сам делает в гостинице, а позднее поняла: тоже заходил к Максу. После того как мы поженились, в Дегтярном шел перманентный ремонт, и Шелл попросил Р. помочь подыскать нам съемное жилье. Тот ответил жестко: «Я не бюро по аренде квартир». Максимилиан обалдел, ведь музыкант был почти членом семьи! Шелл говорил: «Я попросил Р. о помощи, зная, что он влиятельный человек. Хотел тебя защитить. А он повел себя так, как недопустимо между людьми».
