Оказалось, папа ночью перенес столбик! Он еще не раз повторял этот трюк.
Однажды мама заболела, ее положили в клинику. Приближался Новый год, а ее все не выписывали. Папа думал, как же ее порадовать. И решил испечь пирог. Хотя самое большее, что мог приготовить, — яичницу с колбасой. А тут строго по рецепту замесил тесто. Делал пирог с присущей ему пунктуальностью. По линейке нарезал тесто на полоски, разложил их строго параллельно, а потом поперек. Каждую клеточку этой «шахматной доски» заполнил кружочками бананов и посыпал сверху какао. Получилось вполне съедобно. Отец уговорил медсестру передать пирог маме. Как она удивилась! Новый год мы встретили под окнами больничной палаты с фужерами, наполненными шампанским.
Родители любили друг друга. Это ощущалось всегда, хотя при мне они не целовались и не обнимались. «Знаешь, Оля, когда мама находится в одной комнате со мной, пусть даже сидит повернувшись спиной, я чувствую себя совершенно по-другому», — однажды признался мне папа.
Он осуждал нравы, царящие в киношной среде. С отвращением рассказывал, как во время экспедиций по вечерам вся братия напивается, а потом поддатые мужики тащат к себе в номера актрис. Сам подобных компаний сторонился. К выпивке почти не притрагивался — видимо, насмотрелся в детстве на пьянство отца.
Никогда не слышала, чтобы родители скандалили. Несмотря на раздражительность и гневливость отца, которые особенно проявлялись во время обострений болезни. Царящий в доме мир был заслугой мамы.
На все выходки отца она реагировала спокойно, улыбалась, будто колкие слова говорились вовсе не в ее адрес. Например, папа не терпел, когда пытались дать на ужин то же, что и на обед. Говорил: «Я это уже ел». И мог не притронуться к еде, даже если больше ничего не было. Зная эту его придирчивость, мама, едва вернувшись с работы, сразу становилась к плите. Он очень любил ее фирменные пирожки с капустой и с мясом. Причем считал: чем меньше пирожок, тем лучше.
Еще отец терпеть не мог беспорядка. Меня ругал, если вещи разбрасывала. На своем столе все педантично раскладывал листочек к листочку. А когда приступал к работе, требовал полной тишины. Сценарии писал по вечерам в зале, сидя на диване, положив тетрадь на колени. Или печатал на машинке, примостившись за журнальным столиком.
До института я была послушной девочкой, беспрекословно выполняла все папины требования.
А потом вырвалась на свободу. Многие мои однокурсники хипповали. Ну и я с ними. Собирались вечерами, слушали музыку, выпивали, кое-кто и травку покуривал. Возвращалась домой поздно. Отец ругался, запрещал водиться с «этими патлатыми».
В двадцать лет я влюбилась и собралась замуж. Мой жених Олег тоже учился в МАРХИ, на курс старше. Не пил, не курил, но волосы носил длинные. Я привела его знакомиться с родителями. «Вам лучше уйти, — сказала мама. — Папа представлял себе твоего будущего мужа совсем иначе». Это я должна себе представлять своего будущего мужа, а не папа! Он и мою жизнь пытался режиссировать.
