Возвращаясь, она с гордостью демонстрировала своему мужу обновки. Он цокал языком и восхищался, а однажды тихонько отозвал Яшу в сторону:
— Почему твоя ничего не покупает?
— Ну, значит, ей не надо.
— А моей все мало... Какой ты счастливый!
Я действительно не люблю всяких женских штучек. Обручального кольца никогда не носила и даже в зеркало смотрелась редко. Только последние годы стала за собой более-менее следить, с утра тончик на лицо накладываю. А Яша меня любил такой, какая есть.
Он иногда немножко ревновал, но знал, что я только с виду раскрепощенная и никогда не посмотрю на сторону.
Хотя возможности были. Помню, еще в Малом драматическом в меня влюбился бухгалтер. Женатый человек, а проходу не давал. Даже удивительно, ведь красы во мне — с гулькин нос. Единственная выдающаяся часть тела — большая и высокая грудь, на которую мужики всегда заглядывались. Однажды, пока никого не было, бухгалтер зашел в мою гримерку. Начал свои ла-ла-ла, торкнулся в кофточку, задышал, прижался. Пытаюсь его отпихнуть, тут кто-то поднимается по лестнице. Ухажер шаги услышал, от меня отпрыгнул, схватил книжку со стола, сделал вид, что читает. И вдруг как захохочет! Что такое? Он обложку показывает, на ней — «Федор Достоевский. Идиот». Заливается: «Про меня написано!» Человек был интеллигентный, зря я его заводила, глазки строила. Но ничего не могу поделать: люблю пошутить.
Хотя сама тоже была ревнючая. Однажды мы пришли в гости и одна телевизионная редакторша начала моего мужа охмурять, почти в открытую! Сижу у стеночки, безумно переживаю: кто знает, что между ними происходит, ведь вместе работают. Но Яша понял, что со мной что-то не то: всегда веселюсь громче всех, а тут затихла. И начал потихоньку поглаживать меня по спине. Дал понять — неважно, с кем он разговаривает, главное, что всегда рядом.
Повезло, что я характерная актриса и не нужно заботиться о внешности, стараться сохранить молодость. Видела, как на съемках картины «Лес» режиссер Владимир Мотыль воевал с Людмилой Целиковской, игравшей Гурмыжскую. Снимали сцену пробуждения ее героини. Целиковская приехала на площадку пораньше, навела красоту: морщинки убрала, мешки подтянула с помощью пластырей, которые наклеила на виски.
Мотыль раскричался:
— Люся, немедленно все смывай!
Стал срывать с нее эти пластыри. Людмила Васильевна рыдала:
— Не хочу быть в кадре уродиной!
— Но ты же только с постели! Вот станем снимать свадьбу, разрешу быть красавицей!
После этого фильма Мотыль предрекал нам со Стасом Садальским большое будущее в кино. Но картину в прокат не выпустили, на долгие годы «положили на полку». Стасик действительно стал звездой, а я в очередной раз получила дырку от бублика. Еще в середине шестидесятых должна была играть Горпину Дормидонтовну в «Свадьбе в Малиновке», но в Ленинград приехала знаменитая Зоя Федорова, и меня отодвинули.
А лет через двадцать узнала, что Эльдар Рязанов собирается снимать фильм о солдате Иване Чонкине. Очень мне эта книжка нравилась. Послала Рязанову фотографию, на которой мы с Яшей, маленьким внуком и собакой, огромным догом. Написала: мечтаю с вами работать, на фото я — крайняя справа. То ли он оценил юмор, то ли типаж подошел, но меня вызвали на пробы. Рязанов говорит:
— Улыбнитесь. У вас свои зубы?
— Свои.
— Очень плохо. У деревенских старух не бывает таких хороших зубов.
— Если надо, я их выбью.
