А я отправилась в Москву.
Вообще-то собиралась поступать в консерваторию. Считалась способной, хотя ленива была как сто чертей. Педагог Магда Владимировна Ландау, ученица легендарного скрипача Леопольда Ауэра — ярко-рыжая старуха с нарумяненными щеками и напомаженными губами, лупила меня смычком по башке:
— Дура, из тебя может получиться великая скрипачка, почему ты не разучила Шрадика?
Это композитор, пьесы которого развивают исполнительскую технику. В ответ я врала:
— У меня собака съела ноты.
Кривлялась так, что Магда рыдала от смеха. С самого раннего детства я не могла обуздать страсть к комедиантству.
Когда в Ленинград приехали из Школы-студии МХАТ набирать студентов, я, конечно, тут же примчалась. Народу — тьма, все девочки нарядные, а у меня из одежки одни заплатки. Решила не позориться и потихоньку смыться. Но Ленька Харитонов схватил меня под белы рученьки и втащил в комнату, где заседала комиссия. Все были уже уставшие, осоловевшие от августовской жары. Услышав, что подготовила басню «Ворона и Лисица», застонали: настолько она им осточертела. Это меня разозлило. Начала читать так, что все встряхнулись, а потом и захохотали. Меня приняли — единственную из девочек. Ректор Школы-студии Радомысленский даже телеграмму в Москву отправил: «Везу жемчужину смеха».
Красавицы оглядывали меня с недоумением: им предпочли какую-то замухрышку!
Начиналась новая прекрасная жизнь. Со мной училась Галя Волчек, фамилию которой тогда произносили с ударением на последнем слоге, Игорь Кваша, царица Ира Скобцева, мечтавший стать музыкантом Леня Броневой, Толя Кузнецов, Людмила Иванова. Мы дружили. Но едва к однокурсникам пришел успех, об этом было забыто. Как-то «Современник» привозил в «Александринку», где я тогда работала, «Вишневый сад», решила повидаться — все-таки родные люди. В антракте захожу в кабинет директора. На диванчике лежит Игорь Кваша — даже не приподнялся. А Галя только спросила: «Слушай, у тебя ноги болят?» И это после тридцатилетней разлуки! Разговора не получилось. Директор начал было рассказывать, какая я замечательная артистка, но они и бровью не повели.
Впрочем, Игоря еще в Школе-студии недолюбливали. Едва окончив учиться, мы повезли дипломные спектакли на гастроли в Курган. Узнав, что декорации придется ставить самим, Кваша тут же сказался больным. Когда в том же 1955 году Игоря позвали во МХАТ, никто из ребят его даже не поздравил.
И все же годы студенчества вспоминаю как счастливые, хоть и не вписывалась в компанию благополучных однокурсников. Жила в жутком общежитии на Трифоновке, где половину комнат занимали гастарбайтеры, которые шибко пили и дрались. Никогда не чувствовала себя в Москве как рыба в воде. В отличие от той же Гали Волчек, столичной штучки, у которой все комиссионки были схвачены. С Милкой Ивановой мы совсем разные по темпераменту. Я все дни просиживала в библиотеке, она рьяно занималась комсомольской работой, прямо как ее героиня Шура из «Служебного романа», профсоюзная активистка.
Но мы общались. Давали концерты в сумасшедшем доме, где лежала ее мама. Мила добрая, очень жаль ее сегодня. Диву даюсь: столько пережила горя, мужа и сына похоронила, сама на костылях, а всюду ездит, во всем участвует.
На третьем курсе к нам пришла Ира Скобцева. Раньше она уже училась в Школе-студии, но бросила, поступила на искусствоведение в МГУ. За ней в университет ушел однокурсник Алексей Аджубей: будущий зять Хрущева был сильно влюблен. Но, видимо, не дотягивал до Ириной высокой планки. Она вышла замуж за другого, потом, расставшись и с ним, вернулась в Школу-студию. Это вызвало переполох: Скобцева была чудо как хороша.
Мальчишки от нас тут же отвернулись, кинулись к ней как мотыльки на пламя. Но когда к красоте попривыкли, начали потихоньку отходить. Характер у Иры своеобразный, всегда была себе на уме, хитренькая как лисичка. Поставила цель — выйти за человека, который поможет ей с карьерой, и своего добилась. Помню, перед экзаменом по экономике она не зубрила, как остальные, а пошла в Дом кино на встречу с уже популярным актером Сергеем Бондарчуком. Радовалась, что он положил на нее глаз, все девчонки завидовали. Когда Сергей Юткевич искал для своего будущего фильма Дездемону, Бондарчук, утвержденный на роль Отелло, увидел на выставке Ирин портрет: его нарисовал известный в то время художник Василий Ефанов. Сергей вспомнил, что их знакомили, и предложил Юткевичу попробовать студентку Скобцеву. На съемках между ними вспыхнул роман, приведший к многолетнему браку.
