Но я жила с идеальным мужчиной. Если пропадала в театре на бесконечных репетициях, часов в пять вечера он появлялся на проходной. С кастрюлькой, завернутой в газету. Просил: «Передайте, пожалуйста, Кире Александровне в гримерную». Наши тетки обалдевали! Чтобы им мужья обед принесли?! Возвращалась домой — меня ждал красиво накрытый стол. Я бежала в душ, переодевалась в халатик, мы наконец усаживались за ужин, выпивали по пятьдесят граммов и разговаривали по душам обо всем на свете. Даже не представляете, как сейчас этих вечеров не хватает! Конечно, всегда могу поговорить с дочкой, но это совсем не то...
Когда была молодой и глупой, пыталась представить: что случится, если Яша меня бросит? Была уверена, что измены не переживу: пусть уж лучше его тогда вовсе не станет.
А сейчас думаю совсем иначе: пусть бы гулял с кем угодно на другом конце света. Только бы знать, что живой. До сих пор ем себя поедом за то, что не была рядом, когда Яша ушел из этого мира.
Седьмого января 2002 года муж уехал в Ригу на операцию. У него обнаружили опухоль — такую маленькую, что врач не советовал хирургического вмешательства, мол, у пожилых людей болезнь развивается медленно. Но муж решил, что лучше подстраховаться. С ним поехала Маша: я не могла отлучиться из театра, вот-вот должны были начаться гастроли. Операция прошла хорошо, Яшу выписали, Маша вернулась в Питер. Мы с мужем постоянно созванивались, он уверял, что чувствует себя отлично — уже машину водит и даже снег во дворе чистит и скоро собирается домой.
Ни малейшего предчувствия беды у меня не было. Помню, как вернулась в свой номер в калужской гостинице — «Александринка» привезла на местный фестиваль спектакль «Свои люди — сочтемся». Настроение приподнятое, собираюсь на обед. И тут заходит замдиректора театра: «Кира, выключи, пожалуйста, телевизор и сядь». И даже в этот момент сердце не защемило, в голове одна мысль — как же есть хочется. Присела на кровать, а он говорит: «Яша умер». Вначале было удивление: как так? Этого просто не может быть! Потом, конечно, накатило неотвратимое. В такое впала состояние, что театр приставил ко мне гримершу — ведь надо было договариваться о похоронах, покупать билеты.
Специалисты сказали: виновата операция — наркоз надорвал и так слабое сердце. Ночью Яша почувствовал себя плохо. Понял, что не сможет самостоятельно спуститься со второго этажа, открыть врачам дверь.
Но как человек деликатный долго терпел. Только когда стало совсем невмоготу, позвонил соседке, которая помогает нам по хозяйству: «Зиночка, я два часа промучился, лучше не становится. Вызовите, пожалуйста, «скорую». Доктор приехал через пятнадцать минут, но было уже поздно. Никогда себе не прощу, что не была рядом, ведь, возможно, его успели бы спасти. Всегда улыбчивый, в часовне на кладбище муж лежал с таким выражением лица, какого никогда у него не видела. Яша казался величественным и грозным. И я поняла, что он на меня очень сердит. У могильной оградки спросила гробовщика:
— А я здесь помещусь?
Он смерил взглядом: — Не волнуйся, хозяйка.
Поместишься.
И я попросила, чтобы на памятнике выгравировали мои имя, фамилию, год рождения. Настанет черед, вторую дату дочка допишет.
Маша нас всегда только радовала. Она окончила педагогический институт, преподает французский язык в школе. Я мечтала, чтобы дочка пошла в актрисы, даже специально возила в Москву показаться в Школу-студию МХАТ. Там сказали, что девочка способная, но в театральный соваться не стоит: не актерское у нее лицо, не сможет играть ни героинь, ни характерные роли. Маше непросто было устроить судьбу: всех женихов невольно сопоставляла с отцом и никто сравнения не выдерживал. Совсем недавно рассталась с человеком, с которым десять лет прожила. Он ворчун, всегда смотрелся в нашей семье белой вороной, к тому же почти на двадцать лет ее младше.
