— А этот что тут делает? — громко удивился Михалков, подчеркнув слово «этот».
Я вспыхнул, но в следующую секунду почувствовал на плече руку Андрона и услышал:
— Коля, не обращай внимания. Никиту у нас, бывает, заносит, но это не со зла — наверное, не выспался, — примирительно сказал он, умело разрядив обстановку.
Казалось, уж после этого случая ни о каком приятельстве с Никитой и речи быть не может. Но уже на следующий день ситуация изменилась. Снимали сцену, как два деревенских парня из соседских семей Соломиных и Устюжаниных сцепились и падают в костер. Собралась вся группа, и мне аплодировали как постановщику трюка. Никита подошел и, не говоря ни слова, пожал мне руку.
Это было по-мужски. Я был тронут.
Еще через два дня я дублировал Михалкова в сцене, где его герой горит в тракторе.
— Ты как, друг? Живой? — выскочил Никита из-за камеры оператора Левана Пааташвили, едва страхующие каскадеры потушили на мне огонь. — У меня чувство, словно я сам горел!
Было видно, что он действительно волновался, переживал.
— Да живой, — утешил я. — Как Ленин: живее всех живых.
И Никита снова Я окончательно оттаял.
Двадцатого августа у Андрона день рождения. Я подарил ему иконку Николая Чудотворца.
Такая же маленькая, величиной с ладонь, только Андрея Первозванного, подарок мамы, всегда стояла в его гостиничном номере. В семье Михалковых было заведено: где бы сыновья ни находились, в праздники непременно собирались у мамы, Наталии Петровны Кончаловской. Съемки свернули, и мы большой компанией отправились в поселок Николина Гора. Так я впервые оказался у Михалковых в их загородной усадьбе.
Вечер был шумный, пили знаменитую «кончаловку» — напиток по рецепту Наталии Петровны — водку, настоянную на черной смородине. Посидев за столом, все разбрелись по огромному участку с высокими разлапистыми соснами.
Потом я часто бывал на даче Михалковых — Кончаловских.
«Сибириаду» снимали три года — огромная, тяжелейшая работа. Я успел окончить аспирантуру, поработать постановщиком трюков на двух других картинах, в том числе на фильме Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетера», в моей семье родился второй ребенок, дочь Оля. И с Никитой, и с Андроном за эти три года мы стали родными людьми. Впрочем, может быть, мне это только казалось.
В 1979 году «Сибириада» получила специальный приз жюри на международном кинофестивале в Канне. Мои сцены в фильме остались, значит, и я что-то заслужил. Андрон всегда это помнит. Когда в 1978-м подарил мне свою книгу «Парабола замысла», то подписал так: «Дорогому Коле, талантливому русскому богатырю».
Наталия Петровна тоже относилась ко мне как к своему.
