Никита, когда все закончилось, тут же забрал Марчелло и Лену: надо было снимать сцену объяснения в любви в сарае дома городского головы, которого играл Иннокентий Смоктуновский.
«Очи черные» получили приз в Канне за лучшую мужскую роль, еще какие-то знаковые награды. Был международный успех, фильм продали в сто двадцать стран. Но Никита был недоволен. Дело в том, что финансировала проект найденная Аллой Гарруббой итальянская миллионерша Сильвия д’Амико, ставшая продюсером. Перед началом съемок они с Михалковым договорились, что ему заплатят определенную сумму. Позже Никита выяснил, что по западным меркам это сущие копейки, столько получают начинающие режиссеры. Еще больше его раздосадовало то, что Сильвия, вложив около четырех миллионов долларов, получила раз в двадцать больше и наотрез отказалась делиться процентами от прибыли.
Мол, так не договаривались. Что и говорить, ушлый народ эти миллионерши. Было обидно, конечно. Разгневанный Михалков больше с ней не сотрудничал.
Позже, в 1992-м, Никита разругался и с Аллой. Она считала себя важной птицей. И могла сказать, например: «Никита! Так писать сценарий нельзя. Будешь делать так и так...» — дальше следовали прямые инструкции. Ведь это в России режиссер — царь и бог, а на Западе рулит тот, кто деньги на фильм нашел. Зная Никиту, могу себе представить, как у него шерсть дыбом вставала от таких указаний. Он терпел-терпел, но в конце концов рубанул: «Как ты со мной разговариваешь? Пошла вон!»
И выбросил ее из своей жизни, мгновенно забыв, что именно Алла нашла деньги на съемки трех его картин, в том числе и на «Ургу», познакомила с полезными людьми и вывела карьеру Михалкова на новый международный уровень.
Но эти мысли пришли гораздо позже, когда я сам, по сути, оказался в том же положении, что и Алла. Тогда же я Никиту понял и не осудил.
К тому времени его дела и в России начали идти в гору. И произошло это, скажу без ложной скромности, не без моего участия. Например, в период безденежья созданная им «Студия ТРИТЭ Никиты Михалкова» выпустила книги «Российский архив», где были материалы, прежде хранившиеся в секретных запасниках КГБ, к которым Михалков в девяностые нашел лазейку. Ясен перец: книги надо продать, заработать на них. Но как? Открыли пару ларьков — не хочет народ покупать!
«Надо выходить на правительство, — прикинул я. Пусть выкупят у тебя всю партию и подарят институтским библиотекам. В нашем вузе, например, несколько экземпляров такой книжицы не помешали бы».
Моих связей проректора хватило, чтобы добиться приема у большого начальника в Министерстве образования и у Виктора Черномырдина, бывшего тогда председателем правительства. Книги у Михалкова купили, правда, попали ли они в институты, не знаю.
Была и другая история, связанная с прокатом «Утомленных солнцем». В 1990-е годы кинотеатры массово закрывали, отдавая их под казино. Но если у фильма нет зрителя, то он, даже самый гениальный, всего лишь кусок пленки! Михалков как на работу ходил в кинопрокат, предлагая купить его картину.
«Что ж, давайте, — без особого энтузиазма соглашались там. — Можем заплатить эквивалент семидесяти тысячам долларов».
Копейки — ведь на съемки были потрачены миллионы долларов! На Западе заработали бы раз в десять больше, а здесь хоть свое вернуть... Никита чуть не плакал: весь в долгах — брал деньги и в банках, и у частных спонсоров.
Я долго думал, как ему помочь. Наконец осенило: эстрадники ездят с концертами, почему бы и нам «чес» не устроить? Никита показывает свою картину, потом — творческая встреча, а деньги на это дело берем у губернаторов и региональной знати. Пусть раскошеливаются на культуру!
Стал я всем звонить, предлагать сотрудничество. Провинциальные «царьки» не хотели выбрасывать тысячи лишь за знакомство с Михалковым — аккуратно интересовались: а нет ли у нас связей в правительстве?
Я многозначительно отвечал: «Поищем». Мол, давайте подумаем над этим вопросом после творческого вечера Никиты Сергеевича. И нам шли навстречу, выкупая по несколько копий для местных показов.
Никита предлагал: иди ко мне заместителем, будешь со спонсорами работать. Я долго отнекивался. Но потом наступил самый черный и тяжелый период в моей жизни. Дочь попала в аварию, лежала в больнице с тяжелым сотрясением мозга и переломанными ногами. Я искал врачей, лечил ее. Вытащил. Но сам слег с инфарктом. Первый медицинский институт, отделение терапии. Лежу после операции, дышать тяжело. В холле работает телевизор, вдруг репортаж из Канна и голос Никиты, представляющего там фильм «Утомленные солнцем».
